Вэл Килмер: «Мне хотелось развеселить Фрэнсиса, сделать его счастливым — и, кажется, мне это удалось». Новый фильм Фрэнсиса Форда Копполы «Между» — это шанс для слегка подзабытой голливудской звезды Вэла Килмера напомнить о себе.
Бешеные гонорары и визги поклонников для Килмера остались в 90-х, когда он сыграл Джима Моррисона в фильме Оливера Стоуна «The Doors», Бэтмена в «Бэтмене навсегда» Джоэла Шумахера и снялся в главной роли в триллере «Святой» Филиппа Нойса. Он не простаивал, он много снимался, но таких судьбоносных ролей-подарков у него больше не появлялось. И вот классик мирового кинематографа позвал его в свою картину на главную роль.
Не очень удачливый писатель приезжает представлять свою книгу о ведьмах в маленький американский городок. Но на встречу с писателем никто не приходит. Зато заявляется полоумный шериф, который рассказывает историю убийства, произошедшего много лет назад, и предлагает написать совместно книгу-расследование. Из этого расследования Фрэнсис Форд Коппола, снимающий сегодня исключительно для собственного удовольствия, сделал фильм под названием «Между». В основном между тем миром и этим приходится перемещаться тому самому писателю, которого сыграл Вэл Килмер.
О своем шансе заставить всех вновь говорить о себе, о Марке Твене, «Христианской науке», театре и своей связи с семейством Коппола Вэл Килмер рассказал «МК» накануне московской премьеры фильма «Между».
— На днях в Лос-Анджелесе играли спектакль о Марке Твене, который сами и поставили, почему именно Марк Твен?
— В какой-то момент я оказался в положении актера, которому никто не присылает сценарии. А те, что присылали, были сценариями боевиков типа «Святого» или «Бэтмена», мне это было неинтересно. Тогда я и решил сам для себя написать роль.
— И выбрали Марка Твена, потому что он — солнце американской литературы?
— И да, и нет. Во-первых, он истинный американец. Пришел ниоткуда и добился всего. У него была очень интересная жизнь еще до того, как вся Америка прочитала «Приключения Тома Сойера». Еще задолго до того он отличался невероятным человеколюбием и чувством юмора, и это в стране, которая в те годы была в тисках религии. И я начал писать о Марке Твене. И пишу уже много лет, мне хочется показать его душу, суть его таланта. Но кроме Марка Твена мой сценарий будет о Мэри Бэйкер Эдди. Вы знаете о ней что-нибудь?
— Нет, честно говоря...
— Она была во многом полной противоположностью Марку Твену, очень религиозна, создала общество «Христианская наука», была религиозной целительницей, считала, что одной верой можно вылечить любую болезнь. В ее случае это, кстати, работало. Она никогда не встречалась с Твеном, но он в своих статьях спорил с ней. Многие считали, что он завидует ее славе. Как бы то ни было, она, так же как и Твен, сама создала себя. Вот так и получилось, что я пишу сценарий о двух противоположных и притом очень похожих людях. Он был бунтарем, и она была бунтарем. Она вела себя не так, как полагалось женщине в те времена. Это были две экстраординарные личности для своего времени, пришедшие ниоткуда, у них ничего и никого не было за спиной, но именно они изменили Америку.
— И их история станет сценарием к фильму?
— Да, я уже много варюсь в этом — и теперь думаю, что готов взяться за фильм. А театр позволяет мне лучше понять характер Твена, почувствовать себя комфортно в его коже, потренироваться, в конце концов. Надеюсь, мне это поможет, когда я сяду в режиссерское кресло на съемочной площадке.
— Вы придумали моноспектакль «Гражданин Твен», потому что вы перфекционист? На театральной сцене, где вы и драматург, и режиссер, и актер, вы можете контролировать буквально все...
— Я был бы рад, если б все было именно так, если б я мог добиться совершенства. Пока для меня моноспектакль — способ почувствовать аудиторию. В общем, я очень люблю театр. Для меня вечера, когда я выхожу на сцену, — совершенно особенные. Мы вместе со зрителями каждый раз создаем историю Марка Твена заново. Когда я смотрю в театре Чехова, когда актеры вкладывают часть себя в спектакль, я понимаю, что нет никакого другого способа понять Чехова. И для меня рассказывать историю Марка Твена, человека с таким могучим интеллектом и жизнестойкостью, — большая честь и удача.
— Раз вы так любите театр, зачем же играете еще и в кино?
— Я и кино люблю, но моя карьера за последние десять лет не представляла собой ничего выдающегося, я сделал много ошибок. Я играл, докапывался до сути, а не «вел бизнес», а в кинокарьере умение вести бизнес — важная составляющая. И я не слушал своего агента, который мне все время твердил об этом. Ну ладно, надеюсь, что мне все-таки удастся сделать фильм о Твене, и он искупит все те неприятные и жесткие слова, что говорили обо мне.
— Если я вас спрошу, почему вы согласились играть у Копполы, вы, конечно, скажете, что он величайший режиссер и вы не могли отказать?
— Конечно! Он величайший режиссер современности, и вряд ли вы станете с этим спорить. Но еще и потому, что я давно знаком с ним самим, с его семьей, много-много лет. И я знаю, что история фильма «Между» во многом для него личная, но она и для меня личная. Для Копполы она связана со смертью его сына, для меня точно так же связана с его смертью. В день, когда он погиб, мы должны были встретиться. Я не мог отказать Фрэнсису.
— То есть он не безумный старик, который снимает фильмы на собственные деньги?
— Конечно, нет! Он добился всего, о чем может мечтать режиссер. У него есть все возможные награды, у него признание интеллектуалов, признание зрителей. Сегодня он может делать все, что ему заблагорассудится!
— А для вас история не совсем удачливого писателя в чем личная?
— Мой персонаж ездит по маленьким городкам, представляя свою книгу о ведьмах. На самом деле ему нужна история, и я точно так же искал свою историю. И он находит историю, которая сделает его звездой. Для Копполы же этот писатель во многом похож на Марио Пьюзо во времена, когда он искал вдохновение для написания «Крестного отца».
— А как бы описали жанр фильма?
— Это невозможно. Хоррор в духе Эдгара По, который, кстати, тоже присутствует в фильме, вампирский фильм, детектив, драма, там даже есть сцены, снятые в 3D, всего несколько, и поэтому они совершенно незабываемы. Магический реализм, вот что это такое.
— И, конечно, комедия. Ту сцену, где он пишет, стирает, опять пишет, хватается за голову, кто придумал?
— Я. Почти всю я придумал. Мне хотелось развеселить Фрэнсиса, сделать его счастливым — и, кажется, мне это удалось.