Русско-французский поэт Юрий Юрченко спасен. У него сломана нога, перебиты ребра, сотрясение мозга: «Но я счастлив, что со мной это произошло».
Эсэмэска пришла в 2.15 ночи. «Юра свободен» — всего два слова. Я сразу поняла, что речь идет о поэте, гражданине России и Франции, известном драматурге, актере, создателе театральной ассоциации Les Saisons Russes — «Русские театральные сезоны» в Париже, Юрии Юрченко.
20 августа он попал в плен под Иловайском. Первым о том, что случилось, неделю назад написал «МК». Тогда было вообще непонятно – где Юрий, что с ним, жив ли он? Предполагали, что Юрия захватили бойцы регулярной украинской армии, но вскоре выяснилось, что это были «добровольцы» из батальона «Донбасс», которые относятся к пленникам-ополченцам особенно безжалостно. Все то время, что 59-летний поэт находился у них, его били, не давали есть, сломали ногу и перебили ребра.
После освобождения Юрченко сразу же доставили в больницу Донецка, где он находится и сейчас. «Когда я говорила с ним, я поняла, что Юра находится в тяжелом физическом и эмоциональном состоянии — у него, вероятно, посттравматический стресс, ему требуется помощь специалистов», — рассказывает Наталья Одинцова, директор Юрия.
Ролик, снятый сразу же после освобождения Юрия Юрченко, на котором он вроде бы спокойно кушает борщ, только доказывает то, как все было непросто. За 20 с лишним дней, проведенных в плену, поэт сильно исхудал, говорит невнятно, перескакивая с одного события на другое — словно пытаясь поведать сразу обо всем.
— Когда я видел очередной сапог, который летит в мое ребро… На ногу смотрю, а она вообще в другую сторону… И так они меня молотили…
Наконец Юрий собирается с силами, чтобы поблагодарить всех тех, кто за него переживал в России и Франции.
«Я тронут и признателен… Когда я узнал, сколько у меня друзей, я впервые за несколько недель заплакал. Почти… Я счастлив, что со мной это произошло. Шансов выжить у меня не было никаких».
Он просит не путать тех, у кого он находился в плену и которые его пытали, с простыми украинскими солдатами. Они такие же, как и мы. И на другой стороне есть и садисты, и вполне вменяемые достойные люди, с которыми можно договориться.
«Короче: однажды — на спуске
С горы, на которой я жил,
Я вспомнил о том, что я — русский,
И больше уже не забыл», — это из стихотворения Юрия, написанного перед войной.
Родившийся когда-то в Одессе, поэт, как любой нормальный человек, не мог спокойно смотреть из своего Парижа, что происходит сегодня на родине. Сказав жене, известной французской театральной актрисе Дани Коган, что едет на фестиваль поэзии в Восточную Украину, он отправился на юго-восток. Для того чтобы, как он думал, передавать неискаженную информацию о том, что сегодня происходит в Донецке и Луганске, европейским СМИ.
При себе поэт Юрий Юрченко имел французский паспорт и международную аккредитацию миротворца.
Он присутствовал при отходе войск ополчения из Славянска. Был лично знаком с главой ДНР Павлом Губаревым и являлся его помощником по подготовке сайтов ополчения на французском и немецком языках. Во время боя под Иловайском Юрий попал в плен. Эту информацию долго не подтверждали киевские власти, что делало невозможным подключить официальные каналы для освобождения Юрия, новость висела только странице в Фейсбуке у помощника министра внутренних дел Украины Антона Геращенко:
«Батальон «Донбасс» задержал группу сепаратистов из 8 человек, направленную для подкрепления Иловайской группировке сепаратистов. В числе задержанных интересный человек — Юрченко Юрий Васильевич. Драматург, актер, поэт…»
Друзья и родные делали все что могли, чтобы Юрий вышел на свободу целым и невредимым. Но европейцам — и конкретно Франции, где Юрченко проживает со своей женой уже много лет, вся эта история была, похоже, не очень интересна. Дани Коган-Юрченко подала прошение в свой МИД о том, что ее муж пропал на Украине, документы принял секретарь — и только.
В результате, как говорят знакомые Юрия, больше всего за поэта сражались в МИДе России. Несколько недель шли упорные переговоры, которые сделали его освобождение возможным.
— Юрия поменяли на двух человек. Сначала речь шла о том, чтобы его обменять на очень важного человека, который близок к украинской элите и к президенту, — мы понимали, что по уровню он гораздо выше, чем наш Юра, и, скорее всего, ничего не получится, так оно и вышло. Потом Юру хотели обменять на троих человек, в конце концов остановились на двоих… Это все так долго тянулось, мы очень боялись, что ничего не выйдет, что все висит на тоненьком волоске, — рассказывают друзья Юрия.
Они просят не писать подробностей, как происходил обмен, это закрытая информация, но — если в общем и целом — все было как в фильме про разведчиков «Мертвый сезон». Юрия привезли в определенное открытое место и — после нескольких часов мучительного для него самого и его родных ожидания — туда же доставили тех людей, на которых он был обменян. «Пока Юра не оказался в Донецке, у своих, мы не верили, что он действительно спасен, мы перезванивались каждые 10–15 минут, чтобы удостовериться, что ничего не сорвалось, в 10 часов вечера нам наконец сказали, что опасности больше нет», — с облегчением произносит Наталья Одинцова, директор Юрия Юрченко.
■ ■ ■
Между тем «МК» стали известны подробности, как обычно происходят обмены пленных на Украине. За несколько месяцев войны это уже стало определенным выгодным бизнесом, при том что деньги и выкуп здесь — в отличие от чеченской кампании — играют далеко не главную роль.
На условиях анонимности нам удалось разговорить человека, украинца, который связан с людьми, занимающимися таким вот «обменным» промыслом. Тот рассказал, что схема обмена довольно проста. Офицеры СБУ специально ездят по добровольческим батальонам: «Донбассу», «Айдару», к людям из «Правого сектора», их цель — выбрать наиболее интересных военнопленных.
— Дальше начинаются переговоры: у нас есть тот-то и тот-то, мы за него хотим того-то, иногда за одного человека могут просить двух или трех (если личность общественно значимая, как ваш Юрий Юрченко). Обычно за военного, давшего присягу, предлагают тоже только военных, и того же примерно звания, — рассказывает наш источник. — Да, бывает, что речь заходит о деньгах — я слышал, что назывались суммы от 100 тысяч у.е. за человека, но я ни разу не слышал, чтобы такие деньги действительно кому-то выплачивались. Все же понимают, что в плен на юго-востоке попадают не люди из журнала «Форбс».
Еще один украинский волонтер, который тоже занимается освобождением пленных, сомневается, что все происходит бескорыстно: «В первом варианте есть переговорщики, которые договариваются о конкретных персоналиях, но намного чаще, чем об этом принято говорить, банально платятся деньги. Это быстрые деньги. Также украинская армия и ополченцы — обе стороны конфликта имеют проблемы с водой, медикаментами, продовольствием, сухим топливом, свечами, термосами, поэтому некоторые переговорщики привозят им все это в обмен на человека… Иногда отпускают и под честное слово, это редкость, но и такие проявления человечности имели место быть».
Пока не удается найти кандидатуры для обмена, переговорщикам приходится возить пленных с собой. Как говорят, это очень опасно — все же происходит в прифронтовой зоне, иногда, правда, людей вывозят в близлежащие города, где их можно содержать в более-менее нормальных условиях.
Подчас, и так бывает нередко, переговоры срываются или тормозятся — если нет подходящих для обмена кандидатур. Наверное, это можно назвать своего рода работорговлей — но другого способа вернуть людей домой живыми просто нет.
«Поверьте, и мы, и вы — все мы вполне вменяемые, — обобщают мои собеседники. — Наша общая цель — чтобы как можно меньше людей пострадало в этой войне. Как и везде, есть фашисты, есть нормальные. Есть даже и такие, кто задаром отпускают тяжелораненых и даже помогают с транспортом до первого блокпоста противника».