25 октября великой певице Галине Павловне Вишневской исполняется 85 лет. Одним из юбилейных событий станет выход нового издания воспоминаний “Галина. История жизни”.
У этой книги есть своя история. Она впервые вышла в 1984 году за границей, в 1990 году — в России и с каждым переизданием все больше приобретала славу первых мемуаров, написанных честно. Уже несколько лет эта книга — букинистическая редкость. Над новой редакцией вместе с Галиной Павловной работала ее семья.
Книга наделала много шуму в свое время не только «звездностью» легендарной четы Ростропович—Вишневская, но и своей открытостью, честностью, правдой об эпохе. Теперь, в преддверии юбилея, семья Галины Павловны решила сделать ей подарок — обновить и переиздать книгу. В новом издании жизнь после отъезда представлена в виде большого фотоархива, оно уникально по количеству иллюстраций — около 300! Многое нашлось в фотохронике ТАСС, много неопубликованных ранее фотографий из личного архива автора. Были и сюрпризы.
— Галина Павловна написала книгу очень откровенно, — рассказывает «МК» редактор книги. — На долю этой сильной женщины выпали тяжелые испытания, и она никогда не отрывалась от жизни своего народа — всем было тяжело, а таланту — вдвойне.
— Вносила ли Галина Павловна изменения в текст?
— Текст был кое-где уточнен. Например, в книге был эпизод, как Мстислав Ростропович поехал с дочерьми в Ярославль, чтобы показать им старинный русский город. А на самом деле он повез дочку Лену на ее выступление с симфоническим оркестром Ярославской филармонии, она занималась фортепиано. Это важное уточнение, ведь Лене было всего 11 лет! Или еще по быту: например, с карточками на продукты в Ярославле, когда вместо карточки Ростропович показал свою визитку. Нашлась и та визитка, она тоже есть в иллюстрациях к книге.
«...Однажды Слава поехал отвезти дочку Лену на ее первый концерт с оркестром в Ярославль. К вечеру встал вопрос — как кормить дочку. В гостинице в комнату не подают — запрещено. Но не вести же одиннадцатилетнюю девочку на ночь глядя в ресторан, где пьяных полно. Пошел с Леной в магазин купить что-нибудь поесть. Просит взвесить сыра, масла, хлеба — больше ничего нет на прилавке. Продавщица внимательно выслушала заказ и сказала:
— Давайте карточку.
Слава удивился и начал шарить по карманам, бормоча: „Куда же делась моя визитка...“ Наконец, найдя свою визитку, он триумфально дал ее ожидающей, скрестив на могучей груди руки, продавщице. Она посмотрела на визитку Ростроповича и, повертев ее в руках, сказала:
— Вы чего мне здесь даете, товарищ, я вас спрашиваю, у вас есть карточка?
Ростропович стоит в недоумении и спрашивает:
— Какая карточка, я не понимаю, у меня есть только эта.
А она говорит:
— Как какая? На масло, конечно!
— Но у меня нет такой карточки.
— Ну так и масла нет.
— Вот оно что... Ну, что ж, нет так нет. Пойдем, Леночка!
Увидев, как сникли залетные гости, продавщица, видно, сжалилась.
— Эй, гражданин, вернитесь! Ладно уж, дам вам сто грамм масла, только больше без талона не приходите.
Карточки на масло, и где? В двухстах километрах от Москвы, а мы живем там и ничего не знаем».
|
С Мстиславом Ростроповичем. |
— Как семья Галины Павловны участвовала в подготовке книги?
— Мы работали с дочерьми Галины Павловны Еленой и Ольгой и ее зятем Арменом Поповым. Помощь дочерей в подготовке книги неоценима: это работа с семейным архивом, проверка всего текста, уточнение имен и дат, поиск фотографий и составление подписей для них. Зять Галины Павловны Армен Попов был главным мотором всего процесса. Очень интеллигентный человек из старой московской семьи известного на весь мир искусствоведа и историка, он находится в культурном контексте и понимает важность происходящего.
Рассказывают дочери Галины Вишневской.
Ольга Ростропович:
— Сразу столько воспоминаний! И все время ловлю себя на мысли — Боже мой! Неужели это все с нами происходило?! И все это история наших родителей! Мы подбирали фотографии, перечитывали главы, и я все думаю: неужели наша мама — царица сцены, красавица — прожила ленинградскую блокаду? И я сама себе не верю, что с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем мы, девчонки, запросто могли пообщаться, обедали вместе с ним, Новый год встречали. А дядя Саня Солженицын был нам знаком как «учитель математики». Жалею об одном только. Мама никак не хочет писать продолжение книги, а ведь после 1974 года было столько потрясающих историй. Еще на несколько жизней!
Елена Ростропович:
— Для меня эта книга — учебник самовоспитания силы духа, воли, человеческого достоинства. Когда мама решила написать историю своей жизни, не будучи писателем, она выбрала себе в помощь литератора. Мама наговорила одну главу на магнитофон, литератор обработал текст и распечатал его. Когда мама молча и многозначительно дала мне прочесть этот текст, я «услышала» вместо голоса мамы просто статью из газеты. Тогда я маме сказала, что для меня это просто сухой газетный текст, и мне кажется, что она это должна сама написать, так, как она это рассказывает. К моему удивлению, мама согласилась и сказала, что она сама об этом подумала, прочтя эту «бездарную» главу. И так было положено начало «Истории жизни».
Когда книга была закончена, нам прислали перевод на английский язык, и мама попросила, чтобы я его проверила (!). Мы с мамой и моим старшим сыном Ванечкой были в нашем поместье «Галино» под Нью-Йорком. Этот гигантский дом как подарок маме папа построил в секрете от нее... но это отдельная история... Я помню, как я сидела на полу в этом огромном зале, по которому ползал Ваня, и сравнивала со словарем русский текст с английским. В некоторых случаях перевод одного слова менял смысл того, что мама хотела сказать. И я, возмущенная этим, дотошно старалась найти его на английском, чтобы быть верной оригинальному тексту... Это лето в «Галино» с мамой, малышом Ваней и новорожденной книгой на двух языках навсегда осталось в моей памяти.
— Каков первоначальный тираж?
— 7000 экземпляров. Она была написана когда-то для иностранцев, чтобы они поняли, что значит жизнь в идеологии лжи. Сегодня книга приобретает исключительную актуальность: ведь это честное свидетельство о целой эпохе, молодые имеют право знать правду о той жизни, а те, кто это пережил, вспомнят все, чтобы уже не забывать.
Взять хотя бы описание блокады, которая была не только в Ленинграде, но и в Кронштадте, где тогда жила Вишневская; или беспросветная жизнь с ее цензурой, унижением таланта, тотальным дефицитом и очередями, — все это рассказано так живо, искренне и свежо, что книга может называться энциклопедией эпохи.