На ММКФ показали одного из фаворитов конкурсной программы

В конкурсе Московского международного кинофестиваля показали первый за шесть лет полнометражный фильм Валерии Гай Германики «Да и да», который одновременно удивил и оправдал все ожидания.

Германика сменила жанр, но не изменила своему стилю — документальному, личному, правдоподобному, живому. Все это делает фильм одним из самых ярких не только в конкурсе ММКФ, но и во всем русском кино этого года.

За столом сидит молодая учительница русского языка: на голове дреды, в зубах сигарета, перед глазами — тетрадки учеников с домашним заданием. На столе — старый компьютер. Там — открытое окно Скайпа. По ту сторону экрана виртуальный собеседник, который окажется молодым современным художником. Ее зовут Саша, его Коля, хотя в арт-тусовке он пользуется псевдонимом. Сейчас в комнату зайдет старший брат, начнет демонстрировать авторитет и силу, откуда-то из-за стенки раздастся тревожно-участливый голос матери. Саша выйдет из себя и, прихватив тетрадки, отправится в ночь. К Коле.

Ее играет Агния Кузнецова («Груз 200», «Все умрут, а я останусь»), его — Александр Горчилин, переживший впечатляющее перевоплощение из актера сериала «Папины дочки» в персонажа киноандеграунда. Значительные изменения произошли и с кино Германики. По сравнению с дебютом шестилетней давности — и уж тем более сериалами для Первого канала — «Да и да» выглядит еще радикальнее, еще смелее. Хотя по сути остается все той же романтической зарисовкой о любви и одиночестве — и постоянном чувстве отчуждения. Размахивая камерой, как руками в увлеченной беседе — так, что невозможно как следует разглядеть лица героев, — фильм вдруг замирает на постельной сцене. Голые и смешные, Коля и Саша нелепо залезают друг на друга, силясь побороть смущение и алкогольное опьянение. Неловкость сменяется страстью. Страсть — нежностью. Нежность — состоянием покоя, абсолютной гармонией двух любящих тел. И все это — внутри долгого статичного плана. На одиноком матрасе посреди пустой комнаты. В окружении картин и под мигающими огнями.

Наутро к Коле придет друг. Кивая на спящую Сашу, скажет: «Мощная и красивая». Коля, довольный, ответит: «Да... и да».

На пресс-конференции после показа режиссер скажет напрямую:

— Никакого отношения к реальности мои фильмы не имеют. Это все мои фантазии. Он посвящен моим друзьям — их человек пять. Я делала его для своей маленькой тусовки. И то, что его взяли на фестиваль, а теперь вы говорите мне столько приятных вещей, для меня удивительно и приятно.

Кино Германики и правда насквозь маргинальное, но в комплекте с маргинальностью к нему прилагаются полная творческая свобода режиссера и невероятная пластичность, легкость, прозрачность. Вслед за своими героями, которые, залив жжение в груди водкой, принимаются с яростью водить кисточкой по холсту, Германика движется вперед, опираясь только на эмоции. Полностью отдаваясь во власть ощущений.

Один из ключевых кадров фильма — паспорт главного героя, в котором тот на разных страницах отмечает прошлые отношения (как бы регистрирует их). На одной из страниц старательно выведено: Germanika is Love. В титрах режиссер подпишет свою картину просто: Германика. Пижонство? Да. Самоуверенность? Конечно. Самолюбование? Не только. Так уж вышло, что именно это слово лучше всего описывает то, что происходит на экране. Сравните: трагическая мелодрама о взаимоотношениях учительницы и современного художника. Авангардная сказка для взрослых. Комичные куплеты московской арт-богемы. Готичный видеоклип Вадима Самойлова. Или просто: новый фильм Германики. Последнее определение не только короче, но и точнее.

Еще одно важное дополнение, сделанное Германикой после просмотра:

— Я как девочка думаю по-одному, а как режиссер — совсем по-другому.

«Да и да» — попытка разобраться с этим раздвоением личности. Художественное осмысление пережитого опыта. Не столько автопортрет, сколько вольное размышление на тему. Разговор автора с внутренним миром. Следуя основной музыкальной теме фильма, «Говорит и показывает» в исполнении группы «Пикник», Германика говорит и показывает себя, только себя. Зато полностью, без остатка. Ничего не тая. Зачем это смотреть кому-то, кроме пяти человек из тусовки режиссера? А все очень просто. Там, внутри, — за исключением дредов, алкоголя и экспериментов с уринотерапией — на самом деле все как у всех. Те же радости и муки, которым каждый из нас вне зависимости от желаний и предпочтений отвечает только «да» и «да». Одно на всех жжение, которое настигает в самый неподходящий момент: я люблю тебя — я тебя ненавижу. Люблю — ненавижу. Люблю.

Никита Карцев, Московский Комсомолец