Десятки тысяч людей вышли на площадь. Люди пришли, чтобы высказать своё презрение к власти и к жестокому закону.
Людское море текло по бульварам от Пушки до Сахарова. Это было очень спокойное море — никто не буянил, ничего не поджигал, омоновцев не били, шлемов не срывали. Никакой агрессивности на лицах. Самое общее впечатление: на улицу вышли культурные люди. Такие люди делают не кровавые, а бархатные революции. Иногда они (мы) скандировали: «Позор!», но, согласитесь, это же очень вежливое слово, если говоришь о негодяях.
Было сделано всё, чтобы люди не пришли. Широко были опубликованы угрозы каких-то депутатов: «Мы запомним лица тех, кто пойдет на марш против России, против государственного суверенитета Российской Федерации!»
Нет, это не они нас запомнят. Это народ их запомнит. Спрятаться и притвориться добрыми дядями, добрыми тётями они не смогут — список проголосовавших за антисиротский закон не выскоблишь из истории.
Да, этот закон войдет в историю. В нее всё входит: избиение младенцев, Варфоломеевская ночь, Крестовый поход детей, гитлеровские лагеря… Входит и остаётся.
Есть важная немецкая пословица: время — честный человек. Власть может сколько угодно толкать торжественные речи, но время (история) всем воздает по заслугам. Не по речам, а по делам.
И очень скоро депутаты, которые проголосовали за этот закон, будут хныкать: «Товарищи! Граждане! Я не виноват, мне приказали!» Будут бить себя в грудь: «Сынок, я не знал! Меня обманули!»
Сейчас они кажутся себе храбрыми государственниками. У них охрана, неприкосновенность… Но храбрость таких людей исчезает в одну секунду, как только они остаются без охраны. (Вспомните: 21 августа 1991 года в одну секунду неведомо куда исчезли сотни тысяч храбрых офицеров КГБ, исчезли важные государственники ЦК КПСС. Потом, конечно, потихоньку выползли из щелей и снова поползли наверх, руководить; но их внутренняя гниль никуда не делась; чуть что — спрячутся опять.)
…На стороне власти выступили такие же гнилые оппозиционеры. Все эти дни они всюду говорили и писали: «Поздно, бессмысленно, никто не придет и приходить не надо, сидите дома». И еще неизвестно, что сильнее подействовало на тех, кто хотел пойти, но не пошел, — угрозы власти или эта отрава?
На стороне власти выступил (к своему позору) даже Лимонов. Всюду, где только мог, он кричал, что этот марш — низкопоклонство перед вашингтонским обкомом. Такие глупости люди привыкли слышать от прохановых, но от Лимонова…
Нет, напёрсточники, не обманете. Люди вышли на защиту российских детей, а не в поддержку Вашингтона. Разве Госдеп США усыновляет здесь больных сирот? Разве Конгресс или Обама? Детей усыновляют люди, а не враждебное государство.
Этих детей Российская Федерация держит в приютах и разрешает медленно умирать. И какая разница такому ребенку, откуда приехали спасители. Дети (особенно с нарушениями интеллекта или малыши) вообще ничего не знают о гражданстве, паспортах, международной политике и конвенциях ООН. Они просто мучаются каждый день своей жизни. И этот закон продлил их мучения на неопределенный срок. (Не очень большой, здесь такие долго не живут.)
Самую дешёвую (чтоб не говорить позорную) попытку уговорить людей остаться дома сделал главсанврач Онищенко. Он сообщил: «Наблюдается тенденция роста риска респираторных заболеваний». Он еще что-то научно-медицинское сказал. Он всегда обнаруживает угрозу для здоровья граждан с той стороны, куда ветер дует. То грузинский «Боржом» ядовитый, то белорусский сыр отравлен; теперь вот губительный мороз (минус 10 по Цельсию) и тенденция роста риска.
…Рядом шла весёлая пара. На руках у женщины девчонка лет трёх, на плечах мужчины пацан лет четырёх. Я спросил пацана: «Ты в первый раз на марше?» Он засмеялся; на плечах папаши ему были не страшны провокационные вопросы. За него ответил отец: «На политическом — в первый раз».
Этот пацан — счастливчик. Когда он вырастет и станет политически грамотным, его отцу не придется краснеть, блудливо прятать глаза и бормотать: сынок, я не знал.