Последнее десятилетие правительство Турции продвигает амбициозную концепцию: страна становится мировым лидером в области оборонных технологий.
От беспилотников до танков, от вертолетов до истребителей, проправительственные СМИ позиционируют Турцию как страну, разрывающую цепи зависимости и вступающую в новую эру самодостаточности. Однако за триумфальными речами, глянцевой рекламой и тщательно спланированными церемониями открытия кроется отрезвляющая реальность: многие проекты, преподносимые как «местные и национальные», по-прежнему сильно зависят от иностранных компонентов, ограничены международными санкциями или застряли в длительных задержках. Разрыв между риторикой и реальностью превратил оборонную промышленность в один из самых мощных инструментов политической пропаганды президента Реджепа Тайипа Эрдогана.
В Турции лозунг «yerli ve milli» (национальное и местное) стал излюбленным брендингом правящей Партии справедливости и развития (ПСР) для технологических проектов. Однако за этим слоганом часто скрывается тот факт, что большинство представленных платформ не являются полностью отечественными ни по конструкции, ни по возможностям.
Возьмём, к примеру, ударный вертолёт ATAK, представленный как символ турецкой инженерной мысли. На самом деле, вертолёт создан на базе итальянского AgustaWestland A129, а его критически важные двигатели импортируются из-за рубежа. После введения экспортных ограничений производство быстро столкнулось с трудностями.
Широко разрекламированный автомобиль TOGG, провозглашённый «национальным автомобилем» Турции, также зависит от иностранных конструкторских бюро, импортных комплектующих и международных цепочек поставок.
Проект основного боевого танка Altay, впервые анонсированный в 2008 году, несколько лет откладывался. В чем же кроется проблема? Двигатель и трансмиссия. Турция искала решения в Германии и Южной Корее, но столкнулась с политическими препятствиями и эмбарго. Спустя более десяти лет танк до сих пор не запущен в серийное производство.
Самым смелым заявлением стала презентация KAAN, турецкого истребителя пятого поколения. Эрдоган представил его как конкурента американскому F-35. Однако министр иностранных дел Хакан Фидан недавно признал, что этот самолет не может получить двигатель от США из-за санкций CAATSA. Это признание развеяло миф о независимости, показав, что самый амбициозный проект Турции по-прежнему зависит от американских или европейских технологий, к которым Анкара не имеет доступа.
Пожалуй, самым заметным символом турецкой оборонной промышленности является беспилотник Bayraktar, производимый компанией Baykar, совладельцем которой является Сельчук Байрактар, зять президента Эрдогана. Эти беспилотники действительно использовались в конфликтах в Ливии, Сирии, Нагорном Карабахе и Украине, что создало им репутацию доступных средств, способных переломить ход боевых действий.
Но даже здесь история о полной независимости обманчива. Беспилотники Bayraktar изначально оснащались канадскими и западными оптическими и двигательными системами, многие из которых попали под эмбарго после сообщений об их использовании в активных конфликтах. Турецкие поставщики бросились заполнять этот пробел, но качество и доступность комплектующих остаются под вопросом.
Ещё более поразительно то, как сам Эрдоган стал главным продавцом этих беспилотников. Во время дипломатических поездок в Африку, на Ближний Восток и в Центральную Азию он лично продвигал БПЛА Bayraktar как часть политических и экономических пакетов. Таким образом, беспилотники стали геополитической разменной монетой, отчасти оружием, отчасти инструментом пропаганды, отчасти экспортным товаром, поддерживающим хрупкую экономику Турции.
Почему же тогда правительство Эрдогана настаивает на представлении этих проектов как достижений мирового уровня? Ответ кроется во внутренней политике.
Турция борется с экономическим кризисом, откатом от демократии и растущей международной изоляцией. В такой обстановке зрелища, связанные с оборонной промышленностью, служат одновременно отвлекающим фактором и точкой сплочения для националистической гордости. Государственное телевидение регулярно транслирует Эрдогана, позирующего в кабине, марширующего рядом с танками или восхваляющего инженеров, называя их «гордостью нации».
Этот тщательно созданный образ создаёт ощущение силы и независимости, даже несмотря на то, что лежащие в его основе проекты остаются незавершёнными или сдерживаются иностранной зависимостью. Другими словами, оборонная промышленность в меньшей степени ориентирована на реальный военный потенциал, а в большей – на политическое выживание.
Турецкая оборонная промышленность добилась реального прогресса в некоторых областях, особенно в области беспилотных летательных аппаратов и разработки некоторых ракетных систем. Однако заявления о том, что страна совершила глобальный прорыв, преувеличены. Критически важные системы, реактивные двигатели, танковые силовые установки и передовая авионика по-прежнему зависят от иностранных поставщиков. Санкции и политическая напряжённость ещё больше ограничивают доступ.
Если Турция не будет инвестировать в долгосрочные научные исследования, независимые промышленные мощности и прозрачные партнёрства, её проекты останутся уязвимыми для внешних потрясений. Пока что оборонная промышленность Эрдогана служит скорее площадкой для пропаганды, чем гарантией самодостаточной военной мощи.
В конечном счёте, так называемая «внутренняя оборонная революция» в Турции — это не столько технология, сколько политика: это постановочное представление, призванное проецировать силу за рубежом и укреплять власть внутри страны.