Нонна Гришаева: “Я уже очень жалею, что согласилась на это интервью, потому что чувствую, чем мне это грозит” Интервью как мимолетный роман. Случайная связь. Вы видитесь в первый и, очень даже может быть, в последний раз. За это недолгое время нужно успеть ее обаять, раскрыть все болевые точки, эрогенные, ну или какие там еще есть зоны. Чтобы она в конце концов доверилась тебе, раскрылась полностью.
Но Нонна Гришаева сказала: “Я делаю это только по телефону”. О’кей, и такое бывает. Однако в процессе нашего интимного разговора сближение все никак не происходило. “Ну зачем вы до меня домогаетесь?” — наверное, думала она. “И зачем я пристаю к этой женщине?” — думал я. Прелюдия затянулась, я задавал Нонне вопросы, сам же успешно отвечал на них. Да я вообще уже стал пародией на Нонну Гришаеву! Правда, в самом начале она сказала: “Извините, мое время ограничено, скоро муж придет”. Понял, тогда давайте сделаем это по-быстрому.
«А кто Малыш? Мальчик»
— Значит, муж придет, и вы должны будете сразу переключиться на него, встретить, ужин подать? Высокие, высокие отношения...
— Я, как всякая нормальная женщина, должна мужа покормить. И потом, у нас очень много дел, с компьютером связанных, которые надо решать сегодня.
— С другой стороны, вы же современная деловая женщина. Ну, пришел муж, а у вас дела. Вы разве не можете ему сказать: дорогой, возьми себе ужин там, в холодильничке?
— Вы знаете, мне не нравятся эти вопросы, я не хочу на них отвечать, правда. Я на личные темы не разговариваю. Отношения с моим мужем — это мое личное дело, это моя личная территория, на которую я никого стараюсь не допускать.
— И это очень правильно! Вот вы мне сказали, что сейчас снимаетесь поочередно в четырех картинах. А сейчас дни и ночи проводите на съемках фильма «Карлсон», где играете фрекен Бок?
— Да. Это полный метр.
— Но все знают фрекен Бок по Фаине Раневской из мультфильма. Или она у вас совсем другая?
— Боже сохрани, конечно, другая. Это современный фильм и, естественно, современная трактовка образа.
— А кто же Малыш?
— Малыш? Мальчик.
— Вообще насколько жестко у вас расписан график? На год, может, на два?
— Нет, зачем, на три месяца.
— У вас есть человек, который занимается вашим графиком?
— Нет, я сама прекрасно справляюсь.
— Скажите, слово «гламур» вам известно?
— Да, конечно. У меня есть даже премия «Гламур».
— И как вы относитесь к этому понятию?
— Никак к нему не отношусь, потому что я очень от него далека. А вообще это красиво.
— Тогда за что же вам дали премию?
— За улыбку. Но мне гламур не мешает и не раздражает, так скажем.
— Разве можно быть рядом с гламуром и быть от него свободным?
— (Долгая пауза.) Ой, Господи. Вы знаете, у меня настолько много работы, я настолько ею занята, что мне как-то не до гламура.
— Но когда мы с вами говорили перед интервью, вы спросили: это будет на обложке? Значит, вам все-таки важно видеть свои портреты на первых полосах?
— Нет, я всегда спрашиваю, какое издание, будет ли это обложка, что внутри. Потому что меня столько раз обманывали в жизни. Журналист представляется, будто он из одной газеты, а потом оказывается, что издание совершенно другое. Поэтому сейчас я уже осторожничаю, если это можно так назвать. И просто никому не верю.
— Никому не верить — диагноз не самый хороший. Или это относится только к журналистам?
— К журналистам.
«Я никогда не снимаюсь обнаженной»
— Понятно. Когда вы только появились в «Большой разнице», в фильме «День выборов», то любое ваше появление на ТВ в разных форматах сразу на порядок поднимало рейтинги этих программ. Вы были вся такая внезапная... Но потом что-то с вами произошло, и вы стали позиционировать себя как женщину очень правильную, боящуюся сболтнуть лишнее. Вам это так важно сегодня?
— Я такая, какая есть, и никогда не играю в жизни. Я никогда не даю людям в общении со мной то, чего они от меня ждут и привыкли видеть на экране. Если вам показалось, что я слишком правильная, ну, извините. Я никогда не снимаюсь ни в журналах, ни в кино обнаженной. Я вообще этого не понимаю. Я мать двоих детей! Я не приемлю пошлость ни в творчестве, нигде. Так разве это плохо — быть правильной? Вы меня как будто уличаете в этом.
— Может, я ошибаюсь, но вы, кажется, стали смотреть на себя как бы со стороны: а как я выгляжу или как я должна выглядеть? И это немножко вас упрощает.
— Это ваше субъективное мнение. Я всегда была такой, я не меняюсь.
— Судя по вашему участию в «Большой разнице», вы умеете над собой посмеяться.
— Не поняла.
— Ну не каждый же человек умеет смеяться над собой, не каждому это дано. Кто-то хочет быть очень серьезным, и любая шутка над ним его очень обижает. Тем более уж он над собой никогда не позволит пошутить.
— Нет, мне кажется, слава богу, у меня с самоиронией все в порядке.
— Для вас важная часть профессии — участие в этой передаче, или это некая отдушина, просто шутка?
— Знаете, когда я начинала в этой программе работать, то даже не представляла, насколько важной частью моей жизни это станет. Для меня это была такая игра, баловство, получение удовольствия. Я ведь занималась пародированием с детства, и у меня всегда это получалось. Потом я все продолжила в Щукинском училище на втором курсе в разделе «наблюдения», затем у Игоря Угольникова в программе «Оба-На». Поэтому, когда меня позвали в «Большую разницу», я с радостью согласилась. Но что это найдет такой отклик у зрителей, я даже предположить не могла.
— Да, мне кажется, «Разница» стала событием, хотя бы с точки зрения современного юмора.
— На сегодняшнем телевидении есть огромное количество юмора, как раз того самого, который я не люблю. Где очень много пошлости, где в основном шутки ниже пояса. Да еще когда неталантливые люди это делают, я совсем огорчаюсь. Понимаете, никогда нельзя опускаться до общего уровня большинства зрителей, до того, что больше всего им нравится. Лучше всегда их поднимать за собой.
«Нонна, спокойно, ты же не стоишь у станка»
— Вы говорите о пошлости, до которой нельзя опускаться. А в театре много пошлости?
— В каком театре, простите?
— Ну, который вы знаете, который вы прошли. Вахтанговский, например.
— Слава богу, за двенадцать лет, что я там проработала, пошлости не встречала. Уж чего-чего... Там достаточно других вещей: зависти, неискренности.
— Тогда давайте про зависть. Что это конкретно в вашем случае? Вам в театре завидовали из-за того, что вы были уже сильно раскручены на ТВ, в кино?
— (Долгая пауза.) Я думаю, как ответить на ваш вопрос и никого не обидеть. Я уже очень жалею, что согласилась на это интервью, потому что чувствую, чем мне это грозит.
— Ну вы же умная женщина, можете сказать так, что если не хотите никого обижать, то и не обидите. Другое дело, что слово «зависть» сказали вы, а не я. Тогда я бы хотел понять, в чем это проявлялось?
— Я не могу объяснить.
— Тем не менее вы сейчас себя лучше чувствуете, уйдя из театра Вахтангова?
— Я не уходила.
— Ну да, вы там на договоре и у вас есть спектакли. Но все равно получается, что ни делается, все к лучшему. Или вам все-таки нужен театр-дом, куда можно приходить, практически жить там?
— В какой-то период жизни мне это было нужно, безусловно. Но сейчас я чувствую себя гораздо комфортнее в том более свободном положении, в котором нахожусь. И сейчас моим домом является другой театр, где и лежит моя трудовая книжка.
— В «Квартете И». Наверное, там просто люди вашей группы крови и вам в радость просто даже туда приходить каждый день?
— Да, там комфортнее, конечно. Но что касается Вахтанговского, все равно это для меня огромный период жизни и по-прежнему дом. Когда туда прихожу, мне тепло, хорошо, радостно. Там есть огромное количество людей, которые рады меня видеть. И меня это тоже очень радует.
— У вас нет такой проблемы, как игра на износ?
— Безусловно.
— Как вы ее для себя решаете?
— Отказываюсь от огромного количества предложений.
— Но вы никогда не устаете от того, чем занимаетесь?
— Нет, почему, конечно, устаю. Но это такая радостная, светлая усталость. Я же не стою у станка на заводе, правильно?
— Но для кого-то у станка постоять — такая же радость, как для вас поиграть.
— Ну, может быть. Но у меня все-таки более интересная специальность. Просто всякий раз, когда я устаю, то говорю сама себе: «Нонна, спокойно, ты же не стоишь у станка».
— А вы знаете, что балетные люди у станка стоят. Правда, у другого.
— Да, я тоже немножко стояла у станка в своей жизни.
— Есть такая замечательная актриса Татьяна Васильева. После того как она ушла из Театра сатиры, где блистала, из других репертуарных театров, то оказалась в антрепризе. И теперь о том, как она там пашет, ходят легенды. Сначала сыну нужно было на квартиру заработать, потом дочери. Но о творчестве, к сожалению, там речи нет. У вас есть такая проблема?
— В прошлом сезоне я работала в пяти театральных проектах: театр Вахтангова, «Квартет И», мюзикл «Зорро», мюзикл «Зубастая няня» и наш творческий вечер-концерт с Александром Олешко. В антрепризах, если вы посмотрите афишу, не увидите моей фамилии именно потому, что мне это не нужно. Поверьте, мне каждый день звонят антрепренеры, предлагая роли. Но именно поэтому я не соглашаюсь, потому что мне в принципе неинтересен этот процесс. Вот поэтому мы с Олешко собрались и сделали то, что нравится нам. Не то, что нравится продюсеру, а сами вложились и сами все придумали.
— Получается, для вас творчество — это разнообразие и вы ни за что не будете себя сужать?
— Абсолютно. А потом та планка, на которую я поднялась благодаря мюзиклу «Зорро», настолько для меня высока, что мне уже сложно ее опускать. Этот проект настолько был для меня мощный, интересный, а роль — так вообще мечта, что я теперь не знаю, на что соглашусь.
«Служу трудовому народу»
— Вы о себе не размышляете: почему же так случилось, что на сегодняшний день я вдруг стала такой востребованной? Или лучше не задумываться?
— Нет, ну как же не задумываться? Конечно, задумываюсь, постоянно ставлю себе этот вопрос. Почему-то, за что-то меня любит зритель.
— А за что?
— Ну, так сложились звезды, что одновременно на телевидении выстрелили три очень мощных проекта, которые охватили большую аудиторию, — и «Папины дочки», и «Большая разница», и «Две звезды». Наверное, отсюда все пошло. Я сейчас была на детском кинофестивале в Крыму, там то и дело говорили: вот, почему же так мало детского кино снимается? А я отвечаю: простите, для кого мало, а мне, например, нормально. Я только за последние полгода снялась в «Золушке», где сыграла Фею, озвучила Красную Шапку в мультике «Красная Шапка против зла», сейчас снимаюсь в «Карлсоне».
— Но вы понимаете, что народная любовь — штука изменчивая.
— Безусловно.
— При этом вы сами сказали, что не хотите опускаться до требований толпы. Но толпа — это и есть те самые зрители. Или нужно быть просто самой собой?
— Надо жить естественно, быть самой собой и соглашаться только на то, что тебе действительно интересно. Вы знаете, мне как-то везет в жизни. Я дико страдала, что произошла такая ситуация в театре Вахтангова с моим любимым музыкальным спектаклем «Мадмуазель Нетуш». Мне ужасно не хватало музыкального спектакля. И тут же Господь мне дает «Зубастую няню» и еще через год такой подарок, как роль Инесс в мюзикле «Зорро». Тут я начинаю думать: ну почему же режиссеры меня видят только в комедии? Одна комедия за другой, все предложения одинаковые. Почему же не предлагают что-то серьезное, неужели они не видят? И на, пожалуйста, получи. Только подумала об этом — и меня приглашают на потрясающую роль и при этом еще музыкальную, как мне хотелось. Мне позвонила питерский продюсер Ада Ставицкая: «Нонна, я увидела, это должны быть вы». Получился замечательный двухсерийный фильм, где мы с Максимом Авериным в главных ролях. Это 40-е годы, я играю актрису, певицу, в судьбу которой вмешивается Лаврентий Павлович Берия. Все это очень трагически заканчивается в лагере, потом война... Необыкновенно драматически насыщенная роль, диапазон колоссальный, что всегда интересно играть. Поэтому мне грех жаловаться. Я только помыслю о чем-то, и судьба сразу мне это дает — на, пожалуйста. Я отказалась от всего остального ради этого. И абсолютно счастлива, потому что мне кажется — получилось.
— Съемки уже закончены?
— Да, весь июнь я снималась в Питере в этом потрясающем проекте. Рабочее название пока «Служу трудовому народу».
— Вы говорите, что задумываетесь над собственной судьбой. Но вы можете просчитать, как долго это будет длиться?
— Нет, этого не знает никто. Как Господь даст. Я абсолютный фаталист в этом плане. Я никогда ни у кого ничего в этой жизни не просила, я просто работала. И мечтала. А если человек чего-то в жизни достоин и он в правильном направлении движет свои мечты, Господь обязательно ему это пошлет. Поэтому все во власти Бога, как тебе предначертано, так и будет. Это абсолютные мои убеждения. Сколько мне суждено продержаться, сколько отмерено — столько, значит, и будет. Никогда в жизни специально я ничего делать не стану, как это делает огромное количество звезд, занимаясь черным пиаром. Я отказываюсь от 90 процентов интервью. Я знаю огромное количество актрис, молодых даже, которые проплачивают себе интервью. Для меня это за гранью понимания.
— Ну да, смотрите, какая я на сцене, и больше ничего не нужно. Но есть и другой пример, который к вам не относится. Для артиста ум или умение хорошо, красочно говорить — это же не главное в его жизни. Режиссеры любят, когда артист — чистый лист, в которого можно вложить все что угодно. А размышлять артисту уже не обязательно.
— Я не согласна с вами. Это совместное творчество.
— Наверное, Виктюк, у которого вы начинали, тоже считает, что это совместное творчество.
— Это был мой дебют. Роман Григорьевич уникальный человек. Он под меня сделал за две недели до премьеры роль. Увидел другого человека, то есть меня, увидел, что этот человек может, и все переделал, хотя уже спектакль фактически был поставлен. Но это Роман Григорьевич. Он не стал вводить меня в старый рисунок. Там актриса сломала ногу, а я только пришла в театр. Ему сказали: вот есть девочка, она танцует, не хотите посмотреть? Он сказал: да, хочу.
— Вы знаете, если так цинично говорить... Кстати, насколько вы циничный человек по жизни?
— Я ненавижу это качество, особенно в мужчинах. Поэтому стараюсь до цинизма не опускаться.
— Но вы же понимаете, что современная жизнь очень жестка, жестока подчас...
— А я все равно романтик.
— Это здорово, но часто цинизм — это необходимое качество для самозащиты.
— Нет, моя самозащита заключается в другом. Я просто ухожу в себя и не подпускаю близко людей. Разных.
— А вы не боитесь, уйдя в себя, там и остаться?
— Нет, не боюсь. Я выхожу, когда мне надо. Особенно когда выхожу на сцену. Прошу прощения, я не могу больше разговаривать.
— Муж пришел?
— Да.
_______________
Эх, на самом интересном месте. Только она раскочегарилась, зажглась не по-детски... Хотя я все про нее понял: по-умному закрытая, разнообразная, готовая говорить о творчестве бесконечно. А остальное... На это муж есть.
С днем рождения, Нонна!