Карен Шахназаров: «Нужно иметь идеологию, которой нет»

← →

«Кинотавр» начался странно. Два главных человека фестиваля, Александр Роднянский и Федор Бондарчук, открывали его, будто извинялись. За ситуацию с российским кино в нашем прокате, за его вечный заведомый проигрыш Голливуду, за программу, которую еще толком никто не видел.

Александр Ефимович сказал: «Кино — единственный раствор, который скрепляет нацию. Притом фильм, который будет назван лучшим, не лучший фильм года, а самый интересный, с точки зрения жюри». А Федор Сергеевич добавил: «Мы не скрываем, что нам каждый год все тяжелее проводить фестиваль». Как говорят психологи, признать проблему — это первый шаг в победе над ней. С этой точки зрения организаторам фестиваля можно только поаплодировать.

Итак, три главные проблемы российского кино, которые на «Кинотавре» — как главном киносмотре страны — проявляются в концентрированном виде. С первой президент ОРКФ Роднянский начал свою речь: «Наше кино подавлено в российском прокате Голливудом». Вторая, названная им, в том числе вытекает из первой: «Повышенный скепсис в отношении к российскому кино». Третья, как продолжение темы, была впрямую не названа, но подразумевалась: «Кинотавр» не может, как раньше, представлять программу, в которой собрано все самое интересное за год. С одной стороны, наши смелее стали осваивать международные фестивали класса «А», а те требуют «права первой ночи». С другой стороны, если у кого-то складывается с прокатом, он не будет придерживать ленту до «Кинотавра». И все это плоды государственной политики в отношении кинематографа. Кино — не нефть. Чтобы на нем зарабатывать, в него надо вкладывать. В СССР оно было вторым по прибыльности после водки. Но в него и вкладывали. Сейчас же оно зачастую — как дойная корова для тех, кто не может заработать на нефти или чем-то похожем. Мировой опыт — прежде всего французского кинематографа — подсказывает, как можно решить проблему мирного сосуществования с Голливудом и развивать отечественную киноиндустрию.

	Ирина Апексимова, как всегда, обворожительна. фото: Геннадий Авраменко

Ну и над всем этим самое главное — политическая ситуация в стране. Когда на экранах Зимнего театра в Сочи, где проходила церемония открытия «Кинотавра», возникали кадры из фильма Карена Шахназарова (которого чествовали в этот вечер) «Город Зеро», публика ловила каждое слово из монолога Владимира Меньшова и замирала от говорящей еще больше мимики Леонида Филатова. Все про нас. Мы по-прежнему в «Городе Зеро». И ни сбежать, ни уехать.

Напряжение, возникшее в зале, подчеркиваемое и тоном музыкального сопровождения церемонии, постарался снять Владимир Хотиненко — председатель жюри основного конкурса. Он первый улыбнулся на сцене: «Несмотря на тревожное настроение и музыку, вы должны проникнуться сочувствием к нам. Поскольку мы, жюри, находимся сейчас в положении: все, что вы скажете, может быть использовано против вас... Сейчас вот мы слышали цитаты из дневников Тарковского — про искусство. Тарковский вел у нас мастер-класс, мы много общались. И я оказался у него на съемках „Сталкера“ и видел там, как Тарковский играл в чику с Кайдановским — вдохновенно, как пацан. Вокруг него ходили: „Андрей Арсеньевич, ну когда мы будем снимать, ну давайте будем снимать?“ А он все играл. И вот это для меня не менее важно, его человеческое. Да если б у нас в конкурсе был Тарковский, чтобы мы делали? Только б отдали ему сразу и все! А так мы будем выбирать».

	фото: Геннадий Авраменко

Ироничный тон Владимира Хотиненко подхватил Карен Шахназаров, получая приз «За вклад в российский кинематограф и киноиндустрию»: «Приз «за вклад» — это первый звонок. Последний — «За честь и достоинство», когда тебя приносят на сцену и уносят. Надеюсь, между ними я еще успею снять один-два фильма. Сейчас будут показывать мою дипломную работу «Шире шаг, маэстро» — я сам ее не видел 40 лет. Председателем госкомиссии был Леонид Гайдай. А у меня играла его жена Нина Гребешкова. Когда я снимал, то, конечно, не знал, что он будет председателем. Но тут обрадовался, что так вышло. Тогда же надо было получить только «пять». Если «четыре», ты был бы навсегда зачислен во вторые режиссеры. Гайдай, который был в жизни, как настоящий комедиограф, очень мрачным человеком, спросил у меня только: «А что у тебя там лошадь скачет?» Я говорю: «Ну, весна же, настроение такое». Так вот, когда вы будете смотреть, имейте в виду, что Гайдай мне за нее поставил «пять».

После показа дебюта мэтра мы поговорили с Кареном Георгиевичем:

— Так, значит, приз «За вклад» — это первый звонок или промежуточный итог?

— Ну что ж, с этим ничего не поделаешь. У каждой истории есть свой финал. Ну и, конечно, это определенный итог — если я больше тридцати лет работаю в кино — пятнадцать фильмов сделал.

— И какая пятерка главных фильмов Шахназарова, по вашему мнению?

— Пятерка? Думаю, и побольше есть. (Смеется.) Это «Белый тигр», «Город Зеро», «День полнолуния», «Курьер», «Мы из джаза». Хотя там остались тоже неплохие картины. «Палата № 6», скажем, неплохое тоже кино.

— А короткометражка «В окружении», которая тоже вошла в программу показов «Кинотавра», как появилась?

— В основу легли воспоминания танкиста, воевавшего в Великую Отечественную, которые нам понравились своей безыскусственной правдой. Я много прочел таких воспоминаний...(1944 год, немцы попали в окружение, а наш подбитый танк оказался внутри их окружения. — Е.А.) Я снял этот кусок для «Белого тигра», но потом вырезал. Это законченная история — новелла, очень простая, в стиле Мериме, и она получилась совсем другая, чем «Тигр».

— Карен Георгиевич, вы со сцены сказали, что в какой-то момент вы разочаровались в кино и даже решили, что лучше б занялись чем-то полезным — людей лечить или самолетом управлять. Что помогло выйти из кризиса?

— Это был конец 80-х, было понятно, что ничего хорошего из перестройки не выйдет, что все ведет только к разрухе. Что при таких исторических событиях, происходивших в стране, ничего от этой разрухи не спасет — ни кино, ни литература. А выйти мне самому из кризиса помогло то, что я время от времени встречал зрителей, которые говорили, что мое кино им нужно, что оно им как-то помогло.

— А у вас был такой фильм, который в вас все перевернул?

— Много таких картин было. Я вырос под сильным влиянием фильмов Феллини и Бунюэля. Американское кино 70-х, «Бонни и Клайд», например, на меня очень сильно повлияло, «Апокалипсис сегодня» Копполы. «Иван Грозный» Эйзенштейна до сих пор на меня действует магически.

— Что касается мрачного настроя организаторов фестиваля на церемонии открытия, вы поддерживаете их пессимистический взгляд?

— Нет, хотя проблем, конечно, много. Но в каком-то смысле в таком состоянии все национальные кинематографии — по отношению к Голливуду. Но надо понимать, что Голливуд — это имперское кино, которое принадлежит Империи, находящейся на вершине, но при этом клонящейся сейчас тоже к упадку. Нужно иметь мощную страну, вкладывать огромные средства в кинематограф...

— Идеологию внятную?

— Да, внятную идеологию, которой нет. Поэтому — что мы хотим?.. Но есть и сейчас достойные картины. И в нынешнем конкурсе есть интересные ребята — Сигарев, Мизгирев. Я видел их работы, они неровные, но от них можно чего-то ожидать.