Этот солидный фолиант в коже (с прилагаемой лупой и белоснежными перчатками) хранит в себе дух своих героев — мастеров культуры ХХ века. А одна конкретная страница в каждой книге хранит и тепло их прикосновений: 25 знаменитых персонажей собственноручно подписали 250 автографов.
Поэтому и тираж этой книги — всего 250 экземпляров, и название — «Автограф века». Несколько лет назад вышел первый том, сейчас издан и второй.
Интервью для этого сборника собирались годами. Некоторых героев уже не стало: не успели подержать в руках роскошную книгу Михаил Ульянов, Людмила Зыкина, Наталия Дурова, Татьяна Лиознова, Сергей Михалков, Борис Покровский, Тихон Хренников. Экземпляры разойдутся только по библиотекам и частным коллекциям: ведь это действительно автограф века, послание будущим поколениям. Вот что рядом со своей росписью подмахнул Владимир Этуш: «Девиз империи инков: не лги, не воруй, не ленись. Дикари?»
Марк Захаров в "Автографе века" (16 фото)
В чем, собственно, автограф века? Каковы эти неизвестные страницы жизни его персонажей и собственно ушедшей эпохи?
...Николай Караченцов через четыре года после аварии рассказывает «Автографу века» о своем отце. «Работал художником-графиком. Плакаты на антивоенные и всякие мирные, народно-хозяйственные темы рисовал. Их и сейчас еще иногда можно встретить в букинистических магазинах...» А между прочим, 8-томник Конан Дойла 1966 года, который по сей день у многих стоит на полках, иллюстрировал именно Петр Караченцов.
Михаил Ульянов дал интервью «Автографу века» за год до смерти, в 2006-м. Разговор шел о Ленине. Ульянов считал, что Ленина давно пора похоронить по-христиански, «прекратить языческие эти ужимки». Говорил, что мечтал бы еще раз сыграть Ильича — не такого, какого уже играл, а «личность трагическую, страшную, поистине шекспировскую фигуру в его мощи, в его беспощадности, с какой-то оголтелой верой в свою миссию...» О Кирилле Лаврове — «мы с Кириллом братья — еще со времен „Братьев Карамазовых“ так называем друг друга: „брат Иван“, „брат Дмитрий“...» И спустя год Кирилл Юрьевич, стоя над гробом своего брата Михаила, сказал: «Я буду следующим». И стал...
Ольга Аросева говорила о своем отце Александре Аросеве — участнике революции 17-го года, расстрелянном в 37-м, дневники которого она изучала много лет и еще Сталину писала прошение о реалибитировании, но получила отказ. А Марк Захаров, вспоминая о своем сожжении партбилета в перестройку, сожалеет о форме поступка: «это был эмоциональный шаг». Вспоминает, как в «Обыкновенном чуде» Леонов в знак приветствия поднимал руку, согнутую в локте, — четкая ассоциация с кремлевскими шишками. «Сейчас это кажется наивным... А тогда воспринималось как смелость. Между тем, когда мы этот материал отсняли, Евгений Павлович, у которого уже был опыт работы с Данелией над сатирическими вещами, сказал мне замечательную фразу. „Маркуша, — сказал он. (Он всегда меня так ласково называл.) — Это мы будем переснимать. Причем за те же деньги“. Я тогда понял, что надо снять дубль на всякий случай. Но в фильм все же поставил то, что сняли с первого раза. И в картине это прошло...»