Писатель рассказал “МК” о своих взаимоотношениях с социальными сетями. Почти три года на театре не было видно-слышно Гришковца с новым произведением.
И вот наконец он представил Москве (на фестивале «SOLO») премьеру — «Прощание с бумагой». За талантливого писателя и универсального исполнителя я очень порадовалась. Хотя все-таки грустно стало как-то.
Гришковец — особая страница нашего театра, но без нее театр явно что-то потерял. Актерски необученный, он органичен на сцене, а те, кто в зале, с его помощью легко присваивают себе его слова, мысли по поводу («...ой, и я так думаю, точно, только выразить не могу»)... На сей раз поводом стала бумага. Обыкновенная бумага, без которой трудно себе представить жизнь всякого, начиная с рождения: человеку выдают свидетельство, то есть документ, фиксирующий его существование на земле. Дальше — школа, чистописание, сбор макулатуры, книжные магазины и выражение «рукописи не горят». Так вот, Евгений Гришковец художественно фиксирует момент исчезновения бумаги из нашей жизни.
Спектакль начинается всего с двух слов — «навсегда» и «никогда». А дальше... как только он один умеет — эти два слова становятся кирпичиками, на которых вырастает стройное здание. По нему ведет гид — Гришковец, — и только он своей филологической экскурсией способен разбередить душу, растрепать нервы, расшевелить мысли.
За час до спектакля человек-театр Евгений Гришковец ответил на мои вопросы.
— Женя, с чего ты решил проститься с бумагой? Она тебя огорчила чем-то?
— Отправной точкой стало появление iPad. До него уже появилась электронная читалка — электронная книга, но это особо не влияло на общение читателей-писателей. Но с появлением iPad’a это ощутили не только писатели, но и издатели, владельцы типографий. Началось революционное падение тиражей. В какой-то момент я понял, что моя дочь, которой на днях исполнилось 17 лет, не хочет писать, воспринимает писание ручкой по бумаге как нечто устаревшее. А сын если в первом классе безоговорочно писал, то сейчас понял, что ему это никогда не пригодится.
— Как в советское время — иностранный язык: вроде учишь, но точно знаешь, что не используешь.
— Конечно. Но «Прощание с бумагой» меня интересовало с точки зрения художественной, я стал думать. Человечество две тысячи лет писало на бумаге и не представляло себе другого носителя не только информации, но и содержания. Настолько человек еще не представляет себя без книги, что компьютеры изображают книгу — это лист А4. Есть же здесь курьезные вещи.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, например, на некоторых иконах святые изображены с книгами в руках, а у святых не могло их быть: книги появились в IV веке. Мне это объяснили священнослужители, которые приходили на спектакль. Я предлагаю зрителю подумать вот над чем: почему-то именно нам выпало распрощаться с бумагой. Ведь мы родились среди бумаги. И воспринимаем ее как нечто незыблемое, что она всегда будет.
Мы расстаемся не с бумагой, а расстаемся с образом жизни. Уже не будет многих моментов, связанных, например, с литературой и искусством. Последнее поколение писателей не оставит черновиков, и мы не будем знать, как они работали над текстом, — нечего будет изучать. Не будет рисунков на полях...
— В фильме «Москва слезам не верит» герой, соблазняющий барышню, уверял, что всё исчезнет (книги, газеты), будет одно сплошное телевидение. Ты тоже считаешь, что люди не будут сидеть в кафе или дома с чашечкой кофе и газетой?
— И этого не будет. У людей, для которых это ритуал (кофе, сигарета, газета), сейчас все газеты — в одном электронном устройстве. Да, есть люди, которые еще держатся за виниловые пластинки, но их единицы. Так же будет и с газетами. Мало того, в Русской православной церкви уже разрешили читать проповедь по айпадам. Выносят Библию, кладут, а дальше читают по айпадам. Ну и что? Ничего страшного. Я не делаю из этого трагедию, не спрашиваю: «Куда мы все катимся?!» Просто непонятно, что будет дальше.
Наши дети будут людьми без почерка. А почерк всегда был носителем дополнительной информации о человеке. По почерку любимого человека можно было понять, особенно в письме, в каком настроении он его писал: утром начал, торопился, — это видно, потом занервничал... Только бумага это хранит.
— Мне страшно тебя слышать, Женя.
— Мы не ведаем, что будет. Человечество никогда не жило с тем, чтобы не пользоваться памятью. А теперь мы перестали пользоваться памятью как инструментом. Зачем? Если память лежит, отдельно выделенная, в кармане? Сколько мы помнили телефонных номеров, адресов! Узелки перестали завязывать на память. А если завяжем, то тут же полезем в компьютер или телефон, чтобы вспомнить, по какому случаю завязали...
— Извини, Женя, а у тебя лично какие отношения с этими незаменимыми электронными предметами?
— В моей жизни всё это имеет малое значение. Я от этого отказался сознательно. Я три с половиной года активно присутствовал в социальной сети, в своем ЖЖ. И я оттуда вышел. Сознательно. Навсегда. У меня нет компьютера, я не пользуюсь Интернетом, электронной почтой. У меня есть только мобильный телефон, поскольку я большей частью нахожусь не дома, и у меня трое детей. Значимые письма мне распечатывают на бумаге — они приходят в мой офис или на имя моей жены. Это экономит мне очень много времени, поскольку я вряд ли смогу совладать с теми соблазнами, которые предлагает мне Интернет. Я помню, как не спал, нервничал, отвечая на чьи-то комментарии...
— Ты как курильщик, бросивший сигареты, или алкоголик в завязке.
— Нет, это другое. Я просто устал от этого, и мне не интересно: «А что там пишут про меня в Сети?..» Так человек никогда еще не общался. Но я убежден, что мы доживем до того момента, когда люди массово будут уходить из соцсетей. Это будет мода. Как сейчас есть мода обратная. Между прочим, на поддержку этой моды работает гигантская индустрия, задействованы такие гигантские деньги, которые сопоставимы только с нефтяной промышленностью. Людям надо понять, что человеческое общение — оно незаменимо. Всё остальное — фикция.
— Между прочим, экс-президент, а теперь премьер очень уважает «Твиттер».
— Да, он там пишет, что это зона свободы. В газетах — нет, на ТВ — нет, а там можно, пожалуйста. Государство создает большие программы, тратит большие деньги — и при этом агитирует за рождаемость. Надо разобраться — рождаемость или соцсети.
— Но ведь люди знакомятся по Интернету и, как следствие, размножаются.
— Они знакомятся там, но, как следствие, — не размножаются. Они тратят так много времени на это фиктивное интернет-общение, что когда встречаются — как правило, у них ничего не получается. Это редчайший случай, когда из интернет-романов получается хоть какая-то история, связанная с тактильными ощущениями.
— Последний вопрос — не боишься, что после такого спектакля тебе скажут: «Вы, Женя, старый, ничего не понимаете в современной жизни».
— Нет, не боюсь. На мои спектакли приходят люди моложе меня, и, что удивляет, даже возраста моей дочери. Кстати, это она поет в спектакле, Наташа. Она ходит в школьный ансамбль русской фольклорной песни. Мое художественное послание — то самое непостижимое смятение перед жизнью. Ну да, так случилось — мы с чем-то расстаемся навсегда.
Остается только добавить, что «Прощание с бумагой» элегантно оформила Лариса Ломакина. Декорация состоит всего из 5 обычных дверей, за которыми скрыты... секрет, не скажу — смотреть надо!