В географии есть понятие «белое пятно». На карте, говорят географы, почти не осталось белых пятен — то есть неисследованных мест.
Называется так, потому что бумага — белая. Плыл Магеллан и закрашивал бумагу: вот остров — коричневый, вот океан — синий, вот мелкий залив — голубой. А те места, где никто не был, остаются белыми. Не знаем, что там.
В истории надо бы пользоваться понятием «чёрное пятно». Такое место, куда не попал свет.
…Власть приказала написать правильный, «непротиворечивый» учебник истории. Он вроде бы уже написан.
Остались ли в новом учебнике чёрные пятна или вышли на свет? И какими получились — красными? коричневыми? в горошек?
К Пушкину, конечно, вопросов нет. Он — Наше Всё, изучен вдоль и поперёк: где был, где жил, где и что написал — святые места.
Михайловское
Родовое поместье. Здесь он жил ребёнком, здесь отбывал ссылку, здесь написал «Бориса Годунова», «Я помню чудное мгновенье»…
За полтора года до смерти он написал:
...Вновь я посетил Тот уголок земли, где я провёл Изгнанником два года незаметных. …Вот опальный домик, Где жил я с бедной нянею моей.
«Опальный домик» — обгорелый что ли?
Спрашиваю учителей истории и литературы, спрашиваю профессоров-историков и доцентов-филологов, просто встречных-поперечных: знаете ли судьбу Михайловского?
Профессор сразу и точно отвечает на поставленный вопрос: «Не знаю». Учительница литературы привычно начинает: «В Михайловском Александр Сергеевич написал замечательные стихи…» (перечисляет).
— Простите, но речь не о том. Что случилось с Михайловским?
— Захватили?! Продают?!
Характерные вопросы. Первая мысль современника — об отечественных богачах, рейдерах, застройщиках.
— Нет, речь не про сегодня. Судьба Михайловского в ХХ веке?
— Не знаю. В учебниках об этом нет.
Правда. Ни в учебниках литературы, ни в учебниках истории — нигде ни слова. Но если взять «Большую советскую энциклопедию»…
«МИХАЙЛОВСКОЕ… После смерти Пушкина любимые им места пришли в запустение. Лишь при Советской власти Михайловское — одна из святынь русского народа — окружено заботой государства. Декретом от 17 марта 1922 года село Михайловское, соседняя усадьба Тригорское и место, где находится могила поэта, объявлены заповедником… В 1941-м фашистские захватчики разрушили здание музея. После изгнания гитлеровцев (1944) заповедник был восстановлен, дом-музей и домик няни отстроены заново. Тысячи трудящихся приезжают со всех концов страны в Михайловское, чтобы почтить память великого народного поэта».
БСЭ, т.27 (Медузы — Многоножка). 1954.
Выходит, «в запустение» любимые места приходили с 1837-го до 1917-го, до Советской власти. Потом святыня окружена заботой государства, потом сожгли фашисты…
К сожалению, это не совсем так.
Автор этих строк тоже ничего толком не знал; жил, смутно помня, что дом Пушкина немцы уничтожили.
…Впервые попав в Пушкинские горы три недели назад вместе с Международным семинаром переводчиков (см. «Война и мир», «МК», 20.09.2013), вошёл в музей, а там под стеклом листки бумаги:
18 февраля 1918
…Не проходит и часа, как в доме дьяконицы передается известие, что грабят Тригорское (это в саженях двадцати от нас — только спуститься с горы и подняться на гору). Оттуда доносится к нам грохот и треск разбиваемых окон… Вбегает с воплем старая служанка Софии Борисовны (баронессы Вревской) и кричит на весь дом: «Грабят ведь нас! Зажигать начинают! Куда мне барышню мою деть, не знаю… Примите вы нас!» Но в доме у дьяконицы общая паника. Кто-то предупредил их, что зажгут и дом отца Александра, в двух шагах от нас, на той же горе. «Духовная» семья эта, и без того похожая на муравейник с битком набитым жильем, мечется теперь взад и вперед, вытаскивая вещи на снег, в огород и на кладбище. Детей отсылают к бабке-просвирне на другую гору. Я не вижу еще никакой опасности, но, бессознательно подчиняясь общей тревоге, хватаюсь то за одно, то за другое. Прежде всего, конечно, за книги и рукописи.
Кто прежде всего хватается за книги и рукописи? Сотрудники музея объяснили: это фрагмент воспоминаний Варвары Васильевны Тимофеевой-Починковской. В 1911 году в Михайловском была открыта «Колония для престарелых литераторов», «подорвавших здоровье на ниве народного просвещения», и музей памяти Пушкина. Варвара Васильевна была первым подвижником, хранителем «Пушкинского уголка». Она оставила воспоминания «Шесть лет в Михайловском», которые до сих пор считаются самым значительным документом истории пушкинской усадьбы начала XX века. В 1918 году усадьба была разорена, дом сожгли. Именно Варвара Васильевна была свидетелем сожжения Тригорского. Сейчас её записки хранятся в архиве Пушкинского Дома в Санкт-Петербурге. К сожалению, еще не опубликованы и мало изучены. Кажется, сейчас кто-то с ними работает.
Сотрудники Пушкинского заповедника надеются, что, когда ученая степень будет защищена, записки опубликуют. Вот продолжение мемуаров:
Молодая попадья, дочь старой дьяконицы и сестра двух псаломщиков, подбегает ко мне на помощь, хватает платье и белье из корзины, срывает ковер со стены, вяжет все это в узлы и уносит куда-то. А я стою как парализованная, не зная, что делать. На пороге появляется сам отец Александр, озирает всеобщую суматоху и с изумлением восклицает: «Что вы делаете? Что вы делаете?» — «Тригорское зажигают! Разве не видите сами?» — отвечают ему на бегу. В Тригорском, действительно, зажигают костры и внутри, и снаружи. Целые хороводы носятся там вокруг костров, держась за руки и распевая какие-то дикие, разудалые песни. Крыша занимается, из труб вырывается дымное пламя, искры снопами разлетаются в воздухе… Дом уже весь сквозной, пронизан огнями и напоминает какую-то адскую клетку… Как бесы снуют там зловещие черные тени… Кошмарное зрелище! Не хватает духу смотреть… Но отец Александр «не выносится». Он приютил у себя старушку баронессу с семьей, ее слуг, сторожит всю ночь дом, и никто не является поджигать его. Тригорское догорает… Мы ложимся не раздеваясь в ожидании судьбы…
После этого разглядывать диваны, самовары и подсвечники было неохота.
Оказалось: и Михайловское, и Тригорское, и Петровское (родовое имение Ганнибалов) — всё разграбили и сожгли в 1918-м.
Тогда в России сожгли тысячи барских домов. Сгорели тысячи библиотек — миллионы книг, в том числе редчайшие (аристократы везли из Европы «учёности плоды»). Ещё хуже, что сгорели уникальные рукописи, летописи, рукописные книги. Больше их на планете нет.
…Одна из самых известных фраз Пушкина: «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный». Многим кажется, будто это пророчество. Но это результат исследований. Пушкин собрал потрясающие материалы и написал «Историю Пугачёва». Вот фрагмент:
«Билову отсекли голову. С Елагина, человека тучного, содрали кожу. Жену его изрубили. Дочь… в наложницы. Оклады с икон были ободраны, напрестольное одеяние изорвано. Церковь осквернена была даже калом лошадиным и человечьим. Казни происходили каждый день. Овраги около Берды были завалены трупами расстрелянных, удавленных, четвертованных страдальцев. Шайки разбойников устремлялись во все стороны, пьянствуя по селениям, грабя казну и достояние дворян. Они бросились грабить дома и купеческие лавки, вбегали в церкви и монастыри, обдирали иконостасы; резали всех. Двадцать пять церквей и три монастыря сгорели. Гостиный двор и остальные дома, церкви и монастыри были разграблены. Найдено до трехсот убитых и раненых, около пятисот пропало без вести. В числе убитых находился директор гимназии Каниц, несколько учителей и учеников и полковник Родионов. Многочисленная московская чернь, пьянствуя и шатаясь по улицам, с явным нетерпением ожидала Пугачева».
Потом он написал художественную (неизмеримо менее кровавую) «Капитанскую дочку», где все мы и читаем про «бессмысленный и беспощадный».
Мужики разграбили и сожгли. Беспощадно, да. Но разве беспощадность бессмысленна? Смысл в ней есть.
Когда Карандышев беспощадно убивает Ларису, он произносит важную формулу: «Не доставайся же ты никому!» Ведь если не убьёшь, если просто прогонишь, то она же кому-то достанется. А это досадно. Убил.
Когда грабишь чужое поместье — выносишь стулья, ковры, чашки, ложки. А дом? Его же не унесёшь. Значит, он кому-то достанется. Сжечь.
Это низкий и подлый смысл беспощадности. Так делали оккупанты. Что могли — вывозили. Что не могли — отступая, взрывали. Немцы в 1944-м взорвали монастырь, памятник на могиле покосился, чудом устоял. Немцы сожгли и дом поэта (но это был новодел, муляж, построенный в 1937 году вроде бы на старом фундаменте), и могилу они осквернили не первыми.
Сперва — православные христиане. Потом — другие христиане (католики, протестанты), немцы. И всё это — ХХ век, век расцвета науки. (Написал «науки и культуры», потом «культуру» убрал.)
Мы: «Ах, талибы, дикари, разрушили статую Будды!» Зачем так далеко ходить? Зачем чужая история, когда свою девать некуда.
Памятник
Есть момент действительно бессмысленный и беспощадный.
Мужики, разграбив и уничтожив Михайловское, Тригорское, Петровское, нашли время, прибежали в монастырь и опрокинули надгробный памятник на могиле Пушкина.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастет народная тропа, Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит — И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я Свободу И милость к падшим призывал.
В «БСЭ» читаем: «В 1837-м в Михайловское был привезён прах убитого поэта и похоронен у стен Святогорского монастыря».
Прах? Но ведь его не сожгли, истлеть не успел. Привезли тело. А выражение «у стен монастыря» означает, естественно, «рядом с монастырём». Как, например, Мавзолей у стен Кремля. Однако похоронили Пушкина в стенах, на территории монастыря, а не снаружи. Это важно: на святой земле. Но статью в энциклопедию писали советские мастера непротиворечивых учебников, Пушкин у них — антиклерикал, вот они его изящно (словесно) вынесли из монастыря. А памятник…
Памятник свалили не иноверцы, не инородцы, не нацмены, не оккупанты, не понаехавшие чурки…
Православные в православном монастыре осквернили могилу.
Смысл? Для них — не знаю. Для нас это мог бы быть урок истории. Но в учебники этот урок не включён.
Может быть, потому, что урок этот такой чёрный, такой невыносимо тяжёлый, что знать об этом не хочется. Приобретённое знание не радует. Стоишь возле дома Пушкина, комок в горле… Американец Майкл (участник семинара переводчиков) пошёл туда утром один, вернулся очень грустный, сказал «я плакал».
Да, это такое место, куда хочется идти одному, без группы, без экскурсовода. Невыносимая тяжесть. Но вокруг потрясающая красота, невероятные виды. Яблони усыпаны красными вкусными яблоками, все друг друга угощают, директор Пушкинского заповедника Георгий Василевич приходил на семинар, тоже яблоки приносил, стихи читал. Дома сгорели, но дух поэта здесь.
Перед отъездом мы посетили святое место — Святогорский Свято-Успенский монастырь, могилу поэта. Это было 2 сентября, День знаний (потому что первое число попало на воскресенье). Автобусы подвозили опрятно одетых детей. Никакого Пушкина у них в голове не было. Они шли, куда велят, и обсуждали свои важные дела.
…пусть мой внук С приятельской беседы возвращаясь, Веселых и приятных мыслей полон, Пройдет… И обо мне вспомянет.
Над могилой памятник. На памятнике надпись золотом по мрамору:
Александръ Сергеевичь Пушкинъ
Глядишь и глазам не веришь. Святое место, Солнце Русской Поэзии. Имя поэта — с грамматической ошибкой. «Сергеевичь»! — вместо твёрдого знака — мягкий.
Плакать или смеяться? Он (там, на небесах), конечно, смеётся. Это ж ирония судьбы, шутка истории (не очень приличная), в его вкусе.
Создатель литературного языка. Бог русского языка. Всеми признанный и чтимый. Сам написал (в «Онегине»):
Как уст румяных без улыбки; Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю.
Но это — про устную речь. А к письменной был придирчив до крайности. Об этом говорят черновики, где десятки вариантов, бесконечные перечёрки…
Сотни тысяч людей, а может, миллионы, прошли мимо памятника, где имя поэта с ошибкой. Мы не хотим это видеть. Не хотим знать, кто грабил и сжигал. Слепое пятно. Мёртвая зона. Вытесняем из сознания.
Уважаемые родители, вырежьте эту заметку и вклейте её в будущий правильный учебник.
«Евгений Онегин» и «Чайка». Александр Минкин в «Гнезде Глухаря» 13 октября в 19.00. Цветной бульвар, 30. Число мест ограничено. Телефоны: 8 (495) 699-33-99, 8 (495) 650-21-98.