Стоит соединить мысленно два слова — «Абрамович» и «Венеция», и воображение тут же нарисует белоснежную яхту длиной в пару кварталов, которая из космоса могла бы сойти за еще один примкнувший к городу на воде островок.
Но нет, из российских состоятельных господ на церемонии открытия Венецианского кинофестиваля показался только бизнесмен Владимир Кехман, гендиректор Михайловского театра.
В Венецию же в отсутствие Романа Аркадьевича пока пожаловала только Марина Абрамович (ударение — на второй слог), полностью затмив на красной дорожке таких известных личностей, как Летиция Каста и Кейт Хадсон.
Знаменитая сербка Абрамович в свое время одной из первых вывела жанр перформанса, этот мимолетный всплеск художественной энергии, который, как и театральный спектакль, не имеет физического носителя, — в поле чистого искусства. На кинофестивале она сразу в двух обличиях. Во-первых, как одна из членов жюри основного конкурса под руководством Майкла Манна. В компании не менее уважаемых людей, таких как: французская модель и актриса Летиция Каста, главная надежда нового итальянского кино; итальянский режиссер Маттео Гарроне и молодая швейцарка режиссер Урсула Мейер, которая в начале года получила специальный приз Берлинского кинофестиваля за фильм «Сестра». Во-вторых, как актриса в спектакле «Жизнь и смерть Марины Абрамович». Точнее, документального фильма Джоады Кологранде, показанного в рамках спецсобытия Венецианского фестиваля, раскрывающего подробности работы великой художницы в команде с Уиллемом Дефо (в рыжем парике и со зловещей ухмылкой, напоминающий Джокера), Энтони Хегарти (лидер группы Antony and the Johnsons, который не только написал музыку, но и сам ее исполнил, выйдя на сцену в женском платье) и знаменитого американского театрального режиссера Боба Уилсона. Фильм — не более чем задокументированные фрагменты спектакля и репетиций, перебиваемые небольшими вставками с интервью. На сцене Марина Абрамович вполне убедительно позволяет себе умереть, а в жизни — беззаботно прогуливается босиком по высоким коврам отеля «Эксельсиор», где расположились главные звезды фестиваля.
Председатель жюри никаких вольностей себе не позволяет. Майкл Манн — седой, невысокого роста американский мужчина, который даже в очках щурится, чтобы разглядеть официальную программу фестиваля — расписание всех 18 фильмов, которые ему предстоит посмотреть чуть меньше чем за две недели. В общем, обычный турист. Только не путать с одноименным фильмом Хенкеля фон Доннесмарка, в котором главную роль на редкость бестолково сыграл Джонни Депп. Во-первых, самой Венеции мастер криминальных драм (и большой любитель всего самого передового в кинотехнике) из-за плотного графика практически и не увидит. Хотя от Дворца фестиваля до площади Сан-Марко — двадцать пять минут на водном автобусе, бесплатно курсирующем каждые полчаса для гостей фестиваля. Во-вторых, и задача Майклу Манну выпала потяжелее, чем угнаться на гондоле по Гранд-каналу за Анджелиной Джоли.
Фильм открытия «Фундаменталист поневоле» Миры Наир — история успешного клерка с Уолл-стрит родом из Пакистана, чья жизнь после теракта 9/11 превращается в постоянные допросы, досмотры и плевки в лицо с криком: «Пошел ты, Усама!» Начиная фильм как старательный красочный рассказ о непростой жизни эмигранта в большой стране, Наир постепенно убирает полутона и детали, четко разделяя мир на две половины: угнетенные страны третьего мира и потонувшие в ненависти, граничащей с шизофренией, Соединенные Штаты. В сухом остатке мы имеем антиамериканскую драму, в которой чем сильнее обличительный пафос, тем громче главный герой (все тот же пакистанец) повторяет фразу: «Я люблю Америку».
Чем действительно порадовал фильм открытия, так это присутствием на красной дорожке Кейт Хадсон, после съемок успевшей перекраситься из брюнетки в блондинку. И Наоми Уоттс, которая в фильме не снималась, но приехала поддержать своего давнего бойфренда Лива Шрайбера, сыгравшего американского писателя, помогающего спецслужбам налаживать диалог со взбунтовавшимися студентами в Пакистане. Все вместе они отдыхали на гала-ужине сразу после премьеры.
Главный конкурс, стартовавший фильмом Кирилла Серебренникова, тоже пока оставляет вопросы. «Измена» — фильм образованного, явно хорошо насмотренного человека. Хорошо разбирающегося в контексте и обладающего достаточным талантом для того, чтобы его воспроизвести. Ближайшая аналогия — фильмы Андрея Звягинцева, хотя создатели «Измены» от нее всячески открещиваются. Те же безличные главные герои и неопределенное место действия, тот же приглушенный социальный контекст и притчевая форма. То же балансирование между европейской лаконичностью и бесконечной русской духовностью.
Конечно, ни о каком подражании речи не идет. Серебренников как раз пытается идти дальше: не доказывая непостижимость человеческой души, а беря ее за основу. Проблема в том, что впереди — только тоннель, без конца и без света. Начиная с эмоционального взрыва (диалог в приемной у кардиолога, к которому главный герой приходит на диспансеризацию: «Ваша жена изменяет вам с моим мужем») и последующей за ним сцены жуткой аварии, снятой одним кадром, повествование вслед за героями все глубже уходит в себя. Серебренников сообщает своим героям внушительную стартовую скорость, но не раскрывает цели. И они теряются в выхолощенном пространстве фильма, как шахматные фигурки в невесомости.
Фильм силен и одновременно слаб в тех местах, где особенно проявляется театральная натура режиссера. Эксперимент с приглашением иностранных актеров (немка Франциска Петри и македонец Деян Лилич) играть роль на неизвестном им русском языке — всегда смелый шаг, и в данном случае его можно назвать успешным. И все же самая главная кастинговая удача, как ни странно, — идея пригласить на одну из второстепенных ролей экс-солистку «ВИА Гры» Альбину Джанабаеву. В пространстве Символов и Метафор она, обладающая неподдельной красотой и явным артистизмом, здесь — единственная весточка из реального мира. Того, с которым режиссер последовательно расправляется в двух самых запоминающихся сценах фильма: сначала раздев и сбросив с балкона, а потом и вовсе уложив в гроб. Не такой внушительный, как у Марины Абрамович. Но тоже вполне убедительный.
Хоронить подлинную красоту — это у русских художников всегда получалось отлично.