Девчонки из панк-группы Pussy Riot сегодня самые популярные женщины — заключенные России, а возможно, и всего мира. Многих волнует их судьба: каково им будет жить эти два года вдали от дома и родных?
Ведь, несмотря на политические убеждения, музыкальные пристрастия и профессию, важнейшая часть жизни любой женщины — это любовь и семья.
О том, как складывается личная жизнь представительниц прекрасной половины в российских тюрьмах, ждут ли их мужья и любимые и удается ли женщине в заключении оставаться женщиной, выяснял корреспондент «МК».
— Два года прошло с момента, когда я вышла на улицу со справкой об освобождении. Но до сих пор при слове тюрьма у меня внутри все холодеет, — говорит Елена Сорокина, отсидевшая 2 года в СИЗО и 3 на зоне. — Места заключения, предназначенные для женщин, отличаются от мужских — здесь практически нет деления на касты, не сильно-то в ходу воровские законы и понятия. Но все равно женщине за решеткой невероятно тяжелее, чем мужчине.
Елене 34, «заехала она в тюрьму» (именно так, не села, а «заехала», говорят сами заключенные. — Д.К.) в самом расцвете сил, в 27 лет — за мошенничество в особо крупных размерах.
— Если вы спросите любую зэчку (бывшую или нынешнюю), что было самым страшным, то каждая ответит — арест. Особенно если он первый. Меня взяли прямо в ресторане, где я отмечала день рождения. В легком вечернем платье с голой спиной. Палантин, в который я куталась от холода, забрали при досмотре с мотивировкой «вдруг повесится». Первые двое суток я просто лежала в небытие, дежурные периодически проверяли, живая или нет. Когда я приходила в себя, то и сама очень удивлялась, что жива. И честно, если бы мой шарф был со мной, то я, может быть, даже и покончила с собой. Женщины, с которыми я оказалась тогда в одной камере, меня не трогали, периодически предлагали чай. Дали наплакаться вволю. Я потом и сама много раз видела таких вот «первоходок» и, вспоминая себя, с пониманием относилась к их состоянию. Однако постоянное нытье, слезы и депрессии в тюрьмах не приветствуются. Как правило, в камерах живут от 20 до 40 человек. И если все или даже половина будет ныть и депрессовать, то обстановочка сложится та еще. Вот и приходится все переживать молча. Хотя поводов для слез у заключенных более чем достаточно.
|
||
|
фото: Михаил Ковалев |
Муж объелся груш
У Лены был жених, с которым они долгое время жили вместе и уже собирались пожениться.
— Мы с любимым все мечтали, вот сейчас купим квартиру и сыграем свадьбу. Хотя на самом деле только я на жилье зарабатывала, но об этом не думала, нам хорошо было вместе. Когда меня взяли, он был в командировке на Кипре. Я не стала ему сообщать (все надеялась, что меня вот-вот отпустят, дура). А когда он, вернувшись, узнал, то тут же написал мне письмо, что между нами все кончено, и передал через адвоката. И даже мамаша его мне записку прислала: ах, как я могла допустить в свой дом мошенницу и воровку! И пожелала мне сгнить в тюрьме. Позже от меня потихоньку отвернулись (или просто забыли, я не знаю) все подруги и друзья. И только мама продолжала писать и навещать. А знаете, как плохо относятся в тюрьме к тем женщинам, которых вообще никто не ждет на воле? Их не уважают, могут унизить. Это все потому, что они сами себе противны, им просто незачем жить.
Так, как поступил жених Лены, ведут себя 90% спутников жизни. Если жены чаще всего ждут мужей, оказавшихся в заключении, то мужчины куда менее терпеливы. И чем дольше срок, тем меньше шансов сохранить отношения.
— Мужики же без секса долго не могут, — рассуждает Елена. — А длительные свидания бывают очень редко (раз в полгода предусмотрены встречи с близкими на трое суток в специальной тюремной гостинице), да и то положены они не всем, и только на зоне. В СИЗО, пока сидишь, — это вообще невозможно. Господи, сколько я слез по своему пролила, сколько писем ему написала. И ни одного в ответ не получила. Потом я узнала, что он практически сразу после моего заключения женился, а к тому моменту, как я вышла, обзавелся уже парочкой детей.
— У нас в Можайской колонии даже ходит легенда о мужчине, который дождался свою женщину, — рассказывает заключенная Марина на страницах интернет-форума для женщин-зэчек. — История такая: они были любовниками и никак не могли пожениться, так как у мужчины была тяжелобольная жена. Он все обещал: вот помрет жена, и тогда.... Но терпения дамочки не хватило, и она, переодевшись медсестрой, пришла и ввела жене смертельный укол. А та не умерла (то ли доза оказалась не убойной, то ли здоровье не такое уж и плохое) и пошла жаловаться врачу в поликлинику, что после того укола почувствовала себя плохо. Назначьте, мол, другой. Тут-то все и вскрылось. И любовницу, когда она второй раз заявилась закончить начатое, взяли с поличным. Ее посадили на много лет. Но пока она сидела, мужчина этот ее не забывал и все время навещал. Жена его вскоре действительно умерла, они поженились в тюрьме, и он посодействовал тому, чтобы любимую поскорее выпустили по УДО. Никто не знает, правда это или нет, то историю эту все знают и очень любят.
Другие родственники тоже не слишком любят поддерживать связь с зэчками — разве что кроме матерей. Но женщине без семьи никак. Вот и возникают у них этакие подобия семей в местах заключения.
— Сокамерницы объединяются небольшими группками (семьями) и ведут как бы совместное хозяйство: делят друг с другом еду, пьют вместе чай, делятся секретами, — рассказывает надзирательница ИК № 7 Калужской области Светлана Прошкина. — И совсем не обязательно, что эти семьи строятся по сексуальному принципу. Скорее они друг другу соратницы, подруги. Мы стараемся такие объединения не разбивать и не отселять друг от друга. При этом есть, конечно, и откровенно лесбийские семьи.
|
||
|
фото: Геннадий Черкасов |
Женщины во всех условиях остаются женщинами и продолжают следить за собой, даже находясь на зоне, где мужским вниманием никто не избалован.
— За гигиеной и чистотой в женских тюрьмах и колониях сами же заключенные следят ого-го как! — утверждает Елена. — Мыло является не только предметом повышенного спроса, но и очень ходовой внутритюремной валютой (после сигарет и чая). Все очень просто — перестанешь следить за собой и своим бельем — тут же подхватишь такую болезнь, что никакая медицина (и уж точно тюремная) не поможет.
Но чистота — это одно, а вот красота — другое. И сотрудницы мест заключения, и сами зэчки в один голос утверждают, что чем больше срок, тем тщательней заключенная следит за собой. Всевозможные маски для лица и волос (самая популярная — овсяная), пилинги и массажи, стрижки и маникюры — ничто из этих радостей женщинам за колючей проволокой не чуждо. Удивительным образом специалисток в той или иной области индустрии красоты удается найти в каждой камере. Казенные робы перешиваются, укорачиваются, футболки и косынки всячески украшаются вышивками и т.д.
— Летом мы с девчонками на прогулки выходили и загорали в одном нижнем белье, — с улыбкой вспоминает Елена. — Некоторые имели такой цвет кожи, как будто только что с курорта. Одна моя сокамерница, отсидевшая уже 5 лет (оставалось ей еще 4), вообще любила повторять: что ни год здесь — я все моложе и моложе буду становиться. А вот те, кто сидит всего год, еще не освоились и не свыклись со своим положением, часто похожи на опустившихся бомжих.
Обычно красота нужна женщинам для любви, но сотрудников мужского пола в женских тюрьмах по пальцам пересчитать. И любой из них становится объектом обожания нескольких десятков дамочек как минимум. Такое мало кто выдерживает — поэтому их и нет. Получается, что зэчки порой годами не видят мужчин вживую. Сотрудники колоний рассказывают, что после длительного воздержания некоторые заключенные женщины начинали испытывать бурный оргазм, только прикоснувшись к руке молодого мужчины или даже просто при виде его.
За отсутствием подлинного чувства человеку свойственно искать суррогат. Надзирательницы утверждают, что «розовой» любовью охвачено не меньше половины обитательниц женских тюрем. И понятно, что чем длиннее срок, тем больше вероятность, что зэчка вступит на тропу лесбиянства, сойти с которой потом бывает крайне трудно, а порой и просто невозможно:
— Первых лесбиянок я увидела уже через неделю пребывания в СИЗО, — вспоминает Елена. — Проснулась как-то ночью, а парочка извивается на верхней шконке (кровать на тюремном жаргоне. — Д.К.). Меня такой ужас охватил тогда! Потом таких я перевидала много, привыкла и не удивлялась. Но вопреки всем слухам никто никого в женских тюрьмах к сексу не принуждает и не насилует черенком от швабры. Все происходит исключительно добровольно. Несколько раз приходили такие «новенькие», что сразу и не понятно — это женщина или вонючий, небритый мужик. Ноги волосатые, голос грубый. Настоящая коблиха (кобел, коблиха — активная лесбиянка. — Д.К.). Тут же в «хате» начинался флирт, ревность и прочие любовные игры. Ситуация накалялась, и через какое-то время кобла переводили в другую камеру. Так он/она по тюрьме и гулял.
— Администрации тюрем, конечно же, не приветствуют такие отношения. Но законом это не запрещено, и ничего поделать с этим мы не можем, — продолжает надзирательница Светлана Прошкина. — Но за такими парочками нужен глаз да глаз, потому что скандалы между ними происходят страшные: не так посмотрела, не той улыбнулась, и все — пошли драки и мордобои. Расстаются они тоже так, что все в курсе, — с громкими скандалами и дележкой своего нехитрого имущества.
Но сами заключенные считают, что лесбийские парочки даже на руку надзирательницам. Ими проще управлять — пригрози разлукой со своей любовью (перевод в разные камеры), и они сразу присмиреют и будут делать что скажут. А за хорошее поведение иногда положена премия — ночь вдвоем в «одиночке».
— Я свою Любу в СИЗО встретила, — рассказывает одна из бывших заключенных, Рита Белкина по кличке Белка. Она когда-то была самой скандальной и принципиальной заключенной в «Матросской Тишине». Таких несгибаемых личностей, которые большую часть времени проводят в шизо (штрафной изолятор, представляющий собой голую клетушку из камня), на тюремном жаргоне называют «отрицалами». — Девять месяцев мы были вместе, а потом ее на зону перевели. А у меня еще суд шел. Я мечтала к ней в колонию попасть, но мне дали условный срок. Выйдя на волю, я переехала жить в Мордовию, где сидела моя возлюбленная. Постоянно ее навещала, грела (носила передачи, обеспечивала всем необходимым. — Д.К.). Потом она вышла, и мы стали жить вместе. Так вот до сих пор, уже 8 лет.
Оказалось, что у Любы до заключения были муж и сын. Муж сразу ее бросил, сына взяла на воспитание бабушка. У Риты тоже была дочь, которую выкрал после развода ее отец. Ее история печальна — сначала она потратила все деньги на адвокатов и суды, чтоб вернуть дочь законным путем. Когда это не удалось, она отдала квартиру бандитам, пообещавшим найти девочку. Они ее нашли и вернули, но не прошло и месяца, как бывший муж опять выкрал ребенка. Денег больше не было, жилья тоже, Рита переехала жить к своей давней подружке Лене — наркоманке со стажем. Незаметно для самой себя втянулась и позже была поймана за воровство. Так и оказалась на нарах. Уже выйдя на свободу, она все же нашла и вернула своего ребенка.
— А за что тебя все время в шизо сажали?
— Дралась и скандалила. Буйный у меня характер. Я как в новую камеру попадала, никогда не подчинялась старшей (смотрящей). Приходила, скидывала вещи с самой лучшей шконки и говорила: «Теперь здесь все будут слушать меня». Ну и, само собой, детоубийц я мочила страшно. Меня от них только менты с собаками могли отодрать.
Детки в клетке
Детоубийц в тюрьмах и на зонах ждет самое страшное. Отлученные от своих семей и детей, женщины просто звереют, узнавая, что их сокамерница сидит за убийство ребенка. Это самая страшная «женская» статья, и на зонах ее стараются скрыть — сотрудники иногда идут навстречу и «прикрывают» детоубийцу другой статьей.
А вот реально ли, находясь на зоне, обзавестись ребенком? Оказывается, реально.
— Те, что уже получили свой срок и находятся на зоне, беременеют во время долгосрочных свиданий, — рассказывает Елена Сорокина. — Иногда специально, чтобы проще было сидеть. Иногда и случайно. В СИЗО забеременеть практически нереально. Только если от охраны, но я таких случаев не припомню.
Действительно, у беременных и кормящих в колонии очень много привилегий: прогулки на свежем воздухе без ограничений, улучшенное питание, включающее в себя молочные продукты, повышенное количество свежих овощей и фруктов. Плюс регулярное медицинское обслуживание. В СИЗО же беременным намного сложнее — они живут, как и все остальные.
— А отцы детей откуда берутся?
— По-разному. Знаю случай, когда одна уговорила бросившего ее мужа сделать ребенка. Сидеть ей было долго, биологические часы тикали, боялись не успеть. Вот он и сжалился над ней. Мальчик у нее, кажется, родился. А потом, когда ему 3 года исполнилось и бабушка забрала его домой (дети «отбывают» срок вместе с матерью только до 3 лет), как же она рыдала! И в УДО ей отказали. Но эта ответственная была, она за ребеночком следила, бегала к нему по 6 раз в день. Большинство же родивших на зоне тут же забывают о своих чадах. Наркоманки, опустившиеся личности рожают от дружков с таким же прошлым только ради поблажек от администрации. А сейчас за наркотики сидит 80%. Теперь это называется народной статьей.
— В мужских тюрьмах есть понятие «заочница», т.е. женщина, которая познакомилась с заключенным, влюбилась по переписке и ждет, по сути, незнакомого ей человека. А женщины, отбывающие срок, такое практикуют?
— Практически нет. Мало какой удается, находясь на зоне, заочно завлечь мужика. Это романтичные барышни проникаются горькой судьбой зэка, а мужику на фиг нужна подруга за решеткой? На моей памяти такого не было. Зато часто завязываются романы в СИЗО между заключенными — всех же вместе по судам возят в одном автозаке, и мужчин, и женщин. Пока отвезут, пока привезут — по пробкам, заторам, — получается, столько часов вместе проводят, что успевают и влюбиться. Потом начинается бурная переписка. А если в одном СИЗО находятся, то еще и малявы друг другу по «дороге» передают («дорога» — тюремный, нелегальный способ передачи писем и вещей с помощью длинных веревок, протянутых между окнами или дырками в стенах. — Д.К.). Такие романы крутятся...
|
||
|
фото: Игнат Калинин |
Экстраординарное оплодотворение
По таким «дорогам» передают не только письма. Несколько лет назад в одном из московских СИЗО произошел экстраординарный случай — одна из женщин забеременела. Стали выяснять, как? От кого? Оказалось, по «дороге» ее возлюбленный передал ей презерватив со спермой. Возможно ли это? Оказывается, да! Гинекологи утверждают, что в агрессивной среде сперматозоиды остаются активными от 15 минут до 3 часов. Женщина эта удачно выносила своего непорочно зачатого ребеночка, правда, в суде в связи с беременностью и родами никаких поблажек ей не было. Дальнейшая ее судьба потерялась. И что сталось в дальнейшем с ней и с ее ребенком — неизвестно.
Отдельная песня — трагедии матерей, которых тюрьма разлучила с детьми. Увы, маленькие дети быстро забывают своих родительниц. И когда те выходят на свободу, то очень часто чувствуют себя чужими для выросших малышей. Причем нередко забыть матерей детям помогают опекающие их родственники.
Елена Куликова, отсидевшая 6 лет за превышение должностных полномочий, вот уже два года не может вернуть назад приемную дочь Мадину (имя девочки изменено. — Д.К.). Временная опекунша, родная сестра Лены Ирина, согласилась взять к себе пятилетнего ребенка, пока та будет отбывать наказание. Но за 6 лет девочка забыла маму, а ее тетя Ира всячески способствовала этому.
— Она раскрыла ребенку тайну усыновления, — рассказывает Елена, — говорила, что я ей не мать, что я преступница!
Но главное, Ирина стала настоящей мамой для Мадины. И теперь
Выйдя из-за решетки по УДО, Елена снова побежала по судам и прокурорам, всеми силами пытаясь вернуть дочь. Но при чем здесь суды, если девочка теперь считает мамой другую женщину? Судебным решением любить не прикажешь, а без любви семья — это не семья, а та же тюрьма. «Уж не знаю, как быть, — чуть не плачет Елена,— наверное, лучше бы я ее в детский дом на это время отдала!».
Такие случаи, к сожалению, не редкость. Вот и получается, что жизнь женщины после желанного освобождения оказывается далеко не сахарной.
— Это самая большая проблема заключенных, — говорит правозащитник Павел Чудин. — Кому они нужны здесь, на воле, не понятно. На работу хорошую не берут, жилья часто, пока они сидят, лишают, близкие отрекаются или просто забывают. Вот и получается, что единственный выход — опять за решетку, там привычнее и спокойней. Некоторые зэки, освобождаясь, так и говорят оперативникам: «Ну, до скорого!».