Каждый из нас стареет уже с семи лет, хотя мог бы, наверное, затормозить этот процесс. Живут же без запрограммированной старости африканские зверьки голые землекопы, гренландские киты...
Когда в начале 2000-х академику РАН Владимиру СКУЛАЧЕВУ пришла в голову идея поспорить с человеческой природой и все-таки создать реальное «средство Макропулоса», он сначала сам себе не верил. Приходил просить деньги у олигархов, а сам так честно и говорил им: «Дайте денег на науку, только я не гарантирую никакого чуда». Но чудо все-таки свершилось: лабораторные мыши, принимающие с пищей ионы Скулачева, живут в два раза дольше обычных сородичей и выглядят в старости настоящими молодками. Да и сам директор Института физико-химической биологии им. Белозерского, декан факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ им. Ломоносова Скулачев в свои 78 лет на здоровье особо не жалуется. Неужто сам принимает таблетки от старости?
Ученый в башне из слоновой кости
— Владимир Петрович, расскажите, с чего все начиналось?
— В советские годы я никогда не участвовал в общественных мероприятиях, аполитичным был. Моим идеалом был ученый в башне из слоновой кости, то есть максимально изолированный от мира. Я и в науку прежде всего пошел потому, что это был некий островок гарантированной независимости. К примеру, тему, которой я занимался — окислительное фосфорилирование, — ни один партийный руководитель не мог даже выговорить с ходу, не то что понять.
— У вас, наверное, были хорошие учителя?
— У меня были замечательные учителя: Сергей Евгеньевич Северин, вице-президент Академии наук Андрей Николаевич Белозерский. У Белозерского было хобби: найти талантливого молодого человека и обеспечить ему комфортные условия работы. Он основал наш Институт физико-химической биологии при МГУ в 60 лет. Собрал нас, молодых, и сказал: «Я старый уже. Я ничего не открою. Открывайте вы, а я вам помогу». Я был одним из отобранных с биофака 15 человек, которых он сразу сделал заведующими отделов в новом институте.
— Какая цель была у Белозерского?
— Вернуть науку в Московский университет. Ведь на протяжении длительного времени шел спор, стоит ли делать науку в МГУ. Нашего замечательного Виктора Садовничего как-то даже попытались отдать под суд за «нецелевое использование денег», когда он начал вкладывать их в развитие науки (это было в середине 90-х). Однако ему помог... Сталин. Нашли указ вождя, датированный 1946 годом, в котором говорилось, что МГУ надлежит не только преподавать, но и проводить научные исследования.
— Вот это да! Получается, Сталин спас Садовничего?
— Вот такие гримасы науки.
Электростанция внутри нас
— Над чем вы работали в советское время?
— Я всю жизнь занимался митохондриями — такими маленькими штучками внутри клетки, в которых происходит запасание энергии. Там, в митохондриях, происходит сжигание питательных материалов. При низкой температуре, без света... С огромной эффективностью. Меня интересовал механизм: как происходит запасание энергии при таких, прямо скажем, неблагоприятных условиях? И в итоге мы доказали, что митохондрии — самые настоящие электрические станции внутри нас. Раньше считалось, что это метафора.
— В каком году вы к этому пришли?
— В 1969-м. Доказательство было получено мною и физиком Ефимом Либерманом (его, к сожалению, уже нет в живых).
— Работа была отмечена?
— Меня выдвинули на Нобелевскую премию. Но я ее не получил — сыграли роль некие формальные обстоятельства. Дело в том, что идею об электричестве митохондрий высказал не я, а великий биохимик Питер Митчел... И хотя по правилам Нобеля премию надо было давать не за гипотезу, а за установленный факт (то есть приоритет был за мной), именно Митчел в 78-м году получил премию. Может, это случилось потому, что я был советским ученым, — в Нобелевском комитете была негласная установка «таким» премию не вручать, только в качестве редких исключений.
— Сильно переживали?
— Когда мне позвонил сотрудник и сказал: «Митчел получил Нобелевскую премию!» — и не сказал, что получил еще и я, то я понял, что я ее не получил. (Улыбается.) Меня, знаете, так укололо в сердце... А в следующую секунду я понял, какое это большое дело, ведь это было вершиной моей карьеры! Мы открыли новую вещь, и мы правы!
— Что дало человечеству ваше открытие?
— Познание механизма запасания энергии в живом организме — это ни много ни мало открытие фундаментального закона жизни. Раньше ведь думали, что митохондрии — это химический котел. Оказалось же, что там вырабатывается электроэнергия. И с помощью этого электричества каждый день мы синтезируем своими митохондриями 40 килограммов АТФ (аденозинтрифосфата).
— То есть как 40 кг?
— АТФ — это универсальная энергетическая валюта клетки. Энергию, которая вырабатывается при сжигании питательных веществ кислородом, мы сначала конвертируем в молекулы АТФ. А потом в тех местах, где нам нужна энергия для жизни, мы расщепляем АТФ и используем энергию этой молекулы для сокращения мышечных волокон, генерации нервных импульсов, синтеза белков, ДНК. Для всего! Масштаб процесса такой большой, что каждый день в среднем нам нужно 40 килограммов этой «валюты», а производят эти 40 кг в основном митохондрии.
— Мы даже не замечаем этих килограммов! А можно запастись энергией в виде АТФ впрок?
— В виде АТФ — никогда. Неизрасходованную «валюту» АТФ мы меняем только на «рубли» в виде жира или углеводов. Кстати, если бы наш «кошелек» благодаря митохондриям ежедневно не пополнялся бы на 40 килограммов, то мы, естественно, к концу дня похудели бы на эти 40 кг. Вот какую роль играют наши митохондрии!
«Лекарство от старости, с которым ты одинок»
— Итак, этот фундаментальный закон жизни вы открыли, еще сидя в «башне из слоновой кости». Что было потом?
— Как бы ни ругали нынешнюю власть, с ее приходом у меня произошло некое прозрение. Я вдруг понял, что на мою свободу покушаться больше некому, к тому же появились частные деньги. В общем, я вышел из моей «башни». Задумался: «А что я, собственно, могу сделать?» И решил создать новое вещество, которое поможет митохондриям бороться с активными формами кислорода. Еще в 70-м году идея была высказана мною вместе с моим учителем Севериным в журнале «Биохимия». В статье говорилось о том, что раз в митохондриях вырабатывается электричество, можно создать молекулы-«электровозы», чтобы доставлять какие-нибудь вещества в эти митохондрии. Митохондрия заряжена внутри отрицательно. И если наша молекула-«электровоз» имеет положительный заряд, она пойдет к митохондрии.
— Вы сказали, что важным моментом было появление частных денег. Почему в свое время вы не попросили их у государства, ведь идея создания вещества лежала на поверхности?
— Государство всегда жестоко к творческим единицам... Я был уверен, что мою идею не поддержат, назовут бредовой. Понимаете, когда ты ставишь большую цель, она сначала всем кажется фантастикой. Приходится идти против всех, это неизбежно, ты один. Потом, когда ты докажешь, что это реально, начнут завидовать, вставлять палки в колеса. А когда ты добьешься результата, все скажут, что это было ясно и так...
В общем, я поставил большую цель, и под нее надо было раздобыть большие частные деньги. Когда я пришел к Олегу Дерипаске и стал ему объяснять, кто я такой и на что мне нужны средства, он сказал: «Я все знаю: вы самый цитируемый в мире российский биолог. Этого не купишь». Но я честно добавил, что цель моя настолько велика, что я не сильно верю, что у меня получится создать настоящую таблетку от старения. «Но что-нибудь по пути к этой высокой цели у нас точно получится, уж средство от заусенца сделаем наверняка, это сто процентов», — сказал я ему.
— Это как у американцев, которые замахнулись на Луну, а попутно изобрели микроэлектронику... Кстати, а почему вы обратились именно к Дерипаске?
— Потому что он кончал физфак. Потому что он член попечительского совета МГУ...
— И что же было дальше?
— Подождите. Сначала совершим краткий экскурс в историю.
Помогайте конкурентам!
— В промежутке между 1980 и 2002 годом (в этот год мы начали искать деньги) в Кембридже некий Майкл Мерфи, соратник другого нобелевского лауреата, взял «ион Скулачева» (Sk+), подвесил к нему антиоксидант и направил в митохондрию для уничтожения активного кислорода.
— То есть практически осуществил то, что вы объясняли теоретически в своей статье про молекулы-«электровозы»?
— Да, он сделал это первым.
— Не кольнуло?
— Нет, совершенно не кольнуло. Он пригласил меня в Кембридж, где я ему сразу сказал, что он выбрал не лучший антиоксидант. Я понял это чисто интуитивно.
— Вы же ему еще и советы давали?
— Да, пытался, но он замахал руками, сослался на то, что инвесторы требуют от него таблетки, он потратил много денег и уже не будет менять антиоксидант.
— Неужели у вас совсем-совсем не было ревности?
— Нет, в науке я не ревнив. К тому же благодаря Мерфи я быстрее понял, что в моем кармане благодаря ему неожиданно оказалась правильное решение — то самое, которым Майкл не захотел воспользоваться.
— Что же это было за решение?
— Если Майкл взял животный антиоксидант, я остановился на растительном. Хлоропласт растений использует для уничтожения активного кислорода в своих клетках другой антиоксидант, гораздо более мощный, чем животного происхождения.
— Это и стало моментом истины?
— Да, после этого я и пришел к Дерипаске и предложил начать проект, исправив ошибку англичан. Мы синтезировали вещество Майкла Мерфи и несколько новых вариантов c антиоксидантом из хлоропластов зеленых растений. Один из этих вариантов — вещество SkQ1 — вчистую обыграло английское соединение. Кстати, недавно мы синтезировали еще более продвинутый вариант нашего вещества — SkTQ. В нем в качестве антиоксиданта используется вещество из особого растения.
— Какого же?
— Оно называется нигела. Это то самое растение, из которого добывают черный кумин (или зиру).
— Обычная приправа к плову? Вы ее выбрали специально?
— Да, мы изучали свойства многих растений и нашли очень много древних медицинских статей, в которых именно зира упоминается как средство от всех болезней. Оказывается, в ней содержится особый антиоксидант. Но мы только начинаем исследования этого варианта SkQ.
— Ваше вещество «едет на электровозе» избирательно, только к больной клетке?
— Нет, оно действует на все клетки, освобождая их от ядовитых частиц кислорода.
— Неужели они так опасны? Но для чего-то тоже они вырабатываются…
— В небольших количествах они как раз полезны, способствуют размножению клеток. А когда их количество возрастает, они, наоборот, укорачивают «век» клетки.
— И с какого же возраста вредного кислорода становится больше, чем нужно?
— Похоже, что в определенных тканях лет с 10, а то и с 7.
— Как же так, а я думала, что человек начинает дряхлеть лет с 25...
— Да, да, мы начинаем стареть рано... Именно с 7-летнего возраста начинает падать количество гормона «молодости» мелатонина. В 10 лет у человека самый высокий иммунитет, который после начинает только снижаться из-за увеличения количества того самого вредного кислорода. Разные функции начинают ослабевать в разное время. Саркопения, когда ослабевают мышцы, действительно начинается в 21–25 лет, кости и глаза слабеют после 35 лет, а антираковая защита — после 40 лет.
Как умереть молодым?
— Вернемся к веществу. В 2004 году вы развернули большой международный проект. Заказывали работы за границей?
— Неоднократно. Например, с нами уже давно работает умнейший ученый-биоэнергетик, президент Шведской королевской академии наук Барбара Кэннон. У нее есть уникальные мыши, которых нет у нас, — они стареют в несколько раз быстрее обычных, что позволяет сделать короче опыт.
— Так вы доказали, что вещество продлевает жизнь?
— Оно прежде всего позволяет доживать до преклонных лет без болезней. А поскольку именно они укорачивают жизнь, то можно сказать, что благодаря веществу увеличивается продолжительность жизни. Это очень ярко показал даже не шведский, а российский эксперимент. Наше вещество мы опробовали в Санкт-Петербурге, в институте, где в виварии животные содержались в нестерильных условиях, а потому большинство умирало от букета инфекционных болезней. Так вот, когда им начали добавлять в воду наше вещество, они стали жить вдвое больше.
— Повысился иммунитет?
— Да. Точнее, перестал падать с возрастом.
— Если иммунитет стареет с 7–10 лет, не означает ли это, что ионы Скулачева полезно начать принимать уже в этом возрасте?
— Да, и чем раньше начать терапию, тем лучше.
— Но дети же еще не выросли. Это не затормозит их развитие?
— Нет, на развитие, рост, взросление это не влияет.
— Значит, суть только в том, чтобы избавить организм от болезней?
— Именно. Очень интересные опыты мы проводили на собаках в одной школе служебного собаководства. У них есть такая проблема — с возрастом стареющие животные, на дрессировку которых угрохали много средств и сил, глупеют, теряют поисковые навыки. Когда уже таким «вышедшим в тираж» псинам стали давать воду с добавками нашего вещества, они смогли сдать переэкзаменовку.
— Сколько капель нужно капнуть собаке, чтобы она поумнела?
— Считаные микрограммы SkQ на килограмм собачьего веса.
— Когда же начнут «умнеть» люди?
— С людьми все гораздо сложнее. SkQ по своей сути это не какой-то БАД или магический эликсир. С точки зрения Министерства здравоохранения это полноценное лекарство, да еще и не имеющее аналогов в мире. Чтобы получить разрешение продавать такую вещь в аптеке, нужны годы исследований на животных и клинических испытаний на добровольцах.
Но у нас уже есть первый результат. Это пока не «таблетка от старости», а препарат местного применения — глазные капли с нанограммовыми количествами SkQ1. Почему мы начали с них? Глаза стареют, так же как и весь остальной организм, но из-за локального действия глазных капель исследования можно провести гораздо быстрее (изучать нужно только глаза, а не все органы) и, соответственно, быстрее получить разрешение на их применение в Минздраве.
— Каковы результаты?
— Нам разрешили использовать их от сухого глаза. Есть такое старческое заболевание, когда уменьшается количество и качество слезы.
— Но таких препаратов ведь много.
— Они не имеют ничего общего с нашим. Сухой глаз до недавнего времени лечили только симптоматически — увлажняя глаза искусственной слезой (это такой раствор определенных полимеров). Некоторым пожилым людям приходится капать их по 50 раз в день, но слезная железа при этом все равно стареет и почти исчезает к старости. На крысах мы четко показали, как наше вещество останавливает ее старение и дегенерацию.
— Как часто надо капать ваш препарат?
— 2–3 раза в день.
— А с таблетками с SkQ опыты уже начались?
— Мы уже несколько лет ведем эксперименты на кроликах, мышах, крысах, собаках. У самок мышей, живущих в самых идеальных, чистых вивариях, «век» продлился процентов на 10, у самцов — на 20 процентов. И поскольку «дамы» всегда жили дольше, теперь их продолжительность жизни сравнялась с мужской. Кроме того, на животных мы сумели вылечить несколько старческих болезней, связанных с воспалением или нейродегенерацией. В результате уже в начале следующего года мы планируем перейти к клиническим исследованиям. То есть уже совсем скоро первые добровольцы получат пероральный препарат, содержащий SkQ1.
Землекопы — идеальные долгожители
— Вы как создатель вещества имеете право экспериментировать на себе. Даже не сомневаюсь, что Владимир Скулачев принимает ионы Скулачева. Изменения чувствуете?
— С глазами у меня был очень хороший эффект — сразу три болезни сдали свои позиции: глаукома, близорукость (упав с -7 до -3,5) и катаракта. За 8 месяцев ежедневного закапывания я полностью избавился от помутнения хрусталика. 5 лет уже прошло с тех пор, и катаракта не появилась. Но я продолжаю капать.
— А от сухого глаза тоже надо капать не переставая?
— Это зависит от тяжести болезни. Иногда достаточно небольшого курса, чтобы залечить поврежденную роговицу, и болезнь отступает. В более сложных случаях, боюсь, придется применять долго. Окончательного ответа, к сожалению, я пока дать не могу. Клинические исследования еще продолжаются.
— Какой результат для вас мог бы считаться идеальным?
— Моя мечта, чтобы в ближайшем будущем мы могли добавлять вещество, блокирующее старение, в соль, как это делают с йодом. Ведь его нужно страшно мало. Для людей на производство глазных капель по всей России уже сейчас хватает нашей лаборатории в МГУ им. Ломоносова. Для перорального применения все же придется создавать отдельное, но не слишком большое производство.
— Как вы относитесь к идее сокращения рождаемости на Земле за счет продления жизни старикам?
— Максимальная продолжительность жизни — это очень стойкий параметр. Чтобы его сдвинуть с места, нужно, например, чтобы завтра излечили все сердечно-сосудистые заболевания и рак. Но тогда на первое место может выйти смертность от ошибочно примененных лекарств, которая сейчас занимает третью позицию... Нет, все это очень сложно.
— Но есть же в природе примеры долгожительства, голые землекопы, например, у которых еще не зафиксировано ни одного случая смерти от старости.
— Землекопы шли к этому результату миллионы лет эволюции. А мы хотим на раз-два достичь их уровня? Это не так просто. У землекопов полностью отсутствует программа старения. Но мы бы никогда не узнали о ней, если бы не их особый социальный образ жизни, изолирующий царицу и ее мужей от всех внешних проблем, включая добывание пищи и защиту от коварных врагов — змей. Все их бесчисленные дети и внуки ежедневно гибнут, но не от болезней, а от острых клыков, защищая свою мать. Когда 35 лет назад этих зверьков поселили в лабораторию без врагов, выяснилось, что все они не стареют.
— Если бы мы достигли такого эволюционного подъема, как землекопы, и стали бы жить лет до 300, возникла бы проблема с перенаселением...
— Пока нам есть где расселяться. Летишь иногда над родной страной и часами наблюдаешь безжизненные, незаселенные территории. Ну а если их не будет хватать... Знаете, почему в свое время Циолковский выдвинул теорию межпланетных полетов? Русские космисты, к которым он относился, придумали план — сделать людей бессмертными, а покойников оживить. Циолковского же привлекли, чтобы расселить воскресших на других планетах. Константин Эдуардович даже роман написал, где он под именем Иванова летит в космос вместе с воскресшим Ньютоном.
— Так вот оно все с чего начиналось?! Итак, размножаемся! Другие планеты нас ждут!
— Да, но давайте еще здесь поживем. Если нормально обустроить нашу планету (или для начала самую большую страну на ней), тут еще размножаться и размножаться. Но вообще все эти вопросы не ко мне и моей команде. Нам бы со старением разобраться в ближайшие годы.