Как бы сегодня ни оценивали события августа 1991 года, всякий, кто помнит те дни, подтвердит: провал путча воспринимался как праздник.
В Москве его отмечал чуть ли не весь город. Но вот что самое интересное: радостно встретить победу над ГКЧП вышло на улицы много больше публики, чем было в стране твердых сторонников демократии.
Сколько раз потом будут удивляться: куда делись все те, кто участвовал в митингах, демонстрациях, кто требовал перемен? За демократическую платформу на выборах голосовало все меньше и меньше. И следовал закономерный вывод: люди быстро разочаровались в демократии. Но не точнее ли будет сказать, что среди тех, кто весело провожал в последний путь ГКЧП, демократически мыслящих было совсем немного.
Что же праздновали остальные?
Провал августовского путча — революция. Исчез ГКЧП, исчезло все — ЦК, обкомы, горкомы, райкомы!.. КГБ перестал внушать страх. И никто не пришел на помощь старой системе! Даже ее верные стражи.
На площади Дзержинского шел митинг. А чекисты, десятки тысяч хорошо подготовленных и вооруженных людей, которые десятилетиями держали в страхе страну, испуганно замерли в своих кабинетах, боясь, что толпа ворвется в здание и их всех прогонят, как прогнали сотрудников некогда всемогущего ЦК КПСС со Старой площади. Но обошлось — снесли только памятник Дзержинскому да свинтили памятную доску, посвященную Андропову. Чекисты не решились выйти из здания и защитить своих кумиров, хотя толпа была совсем небольшой…
Я спрашивал генерала армии Андрея Николаева, который потом станет первым заместителем начальника Генерального штаба Вооруженных сил России:
— Какими были настроения военных в 1991 году? Могла армия поднять восстание против того, что происходило?
— Я думаю, что это абсолютный миф. Я командовал тогда армией на Украине — даже не было такой темы для обсуждений.
— А если бы нашелся такой генерал, который бы воскликнул: “Нет, мы этого не допустим!” — вы бы присоединились к нему?
— А чего не надо было допускать?
— Распада Советского Союза.
— Я служил на территории Украины, а уже 24 августа Украина провозгласила свою “незалежность”. И все командующие округами и армиями присягнули на верность Украине. Кроме меня. Нас приводили к присяге в здании нынешней Верховной рады. Когда большинство генералов и офицеров присягнули Украине, закончились разговоры об СССР.
Рухнула власть, потеряли свои кресла все вожди и хозяева жизни, которые столько лет командовали народом. Еще вчера они были хозяевами страны, а сегодня — никто и ничто! Это же и есть настоящий праздник: видеть, как жалок тот, кто помыкал тобой. В те дни любые начальники говорили и вели себя необычно — предупредительно, даже заискивающе. Такого не было ни до, ни после. Они боялись!
Покойная Галина Старовойтова пересказала мне тогда слова Сергея Ковалева:
— А ведь нам еще придется погибнуть, защищая коммунистов, когда толпа потребует повесить их на фонарях...
Через несколько дней после путча я пришел на Старую площадь. Там было пустынно — ни одного человека. Двери комплекса зданий распущенного ЦК КПСС закрыты, окна успели покрыться пылью. А ведь это был центр власти в советской системе. Но в те дни перестала существовать советская система. И общество радовалось счастливому избавлению от опротивевшей всем власти. Революция! А революция — это народная стихия, которая вовлекает в водоворот и тех, кто вовсе и не собирался ничего свергать.
Провал путча привел к крушению лагеря противников радикальных реформ. Их смело с политической сцены, они были испуганы и деморализованы. КПСС распустили. Партийно-политические органы в армии, КГБ, МВД упразднили. КГБ размонтировали, и чекисты замерли, не ведая, какая судьба их ждет.
Победа над путчем поставила немногочисленное демократическое крыло в положение победившей стороны. Абсолютное меньшинство вдруг оказалось властью. Но достаточно узкий круг молодых политиков и экономистов не был готов принять на себя управление страной. Они-то намеревались вести долгую борьбу в роли оппозиции, что, возможно, позволило бы им подготовиться к новой роли. Но путчисты-неудачники спровоцировали революцию, которая внезапно очистила политическое пространство.
“Мы несчастная страна, — заметил кинорежиссер Алексей Герман. — Во всех странах капиталисты строят капитализм. А коммунисты должны строить коммунизм. У нас же капитализм строят коммунисты”.
Новую власть поначалу многие поддержали и голосовали за демократически настроенных политиков вовсе не потому, что полностью разделяли их политические и моральные ценности, а потому, что они обещали все устроить, наладить жизнь ко всеобщему удовольствию!
Новый лидер “Правого дела” нынче цитирует фразу из известного фильма: кто прав, у того и сила. Нет, в нашей стране иначе: у кого сила, тот и прав. В августе 1991 года многие, видя, как рухнула советская власть, ошибочно решили, что старую силу одолела новая. Спешили к ней присоединяться. Достаточно быстро убедившись, что новые люди у власти вовсе и не сила, отвалили…
И у тех, кто откровенно радовался падению власти в августе 1991 года, и у тех, кто в те августовские дни сидел дома, было одно общее. Они с нетерпением ожидали, когда в стране все наладится. С интересом наблюдали за действующими лицами. Раздражались, видя, что не очень-то получается. Но сами палец о палец не ударили.
Чем дальше, тем серьезнее мы размышляем о том, каким был Советский Союз, что представлял собой советский строй и что такое советский человек… Ну, если это только человек, который жил при советской власти, тогда, выходит, раньше был “царский человек”, а ныне существует какой-нибудь “капиталистический человек”. Но ведь не было “царского человека” и нет “капиталистического”. А советский человек — точно есть.
Вероятно, это все люди, без различия этнического происхождения, которые жили на территории Советского Союза в условиях социалистической системы. И поскольку это была особая система, впервые в истории осуществлявшая целенаправленное воздействие на личность, то человек вынужденно к ней приспосабливался. Вырабатывались черты мировоззрения, взгляды на жизнь, привычки, традиции, которые за многие десятилетия закрепились. И в определенном смысле существуют по сей день.
Человек сидит на партсобрании, слушает радио, читает газеты — и что он видит? Лицемерие и откровенное вранье. И что он делает? Он начинает приспосабливаться. Советский человек постоянно ходил в маске. Иногда маска прирастала к лицу. А под маской скрывались цинизм, голый расчет и равнодушие. Все это помогало выжить и делать карьеру.
“Советский человек произошел от человека”, — горько шутил мой остроумный коллега. Эта мутация была связана с утратой важнейших человеческих качеств или, во всяком случае, с их редуцированием, оскоплением. Все, что было хорошего в русском народе, как и в других народах, изживалось системой.
Советский человек превратился вовсе не в носителя высокой морали, самоотверженного и бескорыстного труженика. Жизнь толкала его в противоположном направлении. После крушения советской власти выяснилось, что система прививала практичные навыки двух видов. Быть чиновником и жульничать. Те и другие в итоге преуспели.
Одни, выбросив партийные и комсомольские билеты, пристраивались в новые учреждения и карабкались по служебной лестнице. А устремления те же: высокое кресло — способ не страну переустроить, а обеспечить собственную жизнь…
Другие, кто приобрел коммерческие навыки еще в советские времена, с восторгом осваивали новое экономическое пространство. Масштабы другие, грандиозные, а методы те же: обойти закон, обжулить, надуть. Остальные же — наблюдали. Система поколениями отучала от самостоятельности, самоорганизации, привычки проявлять инициативу и брать на себя ответственность. Возобладали леность мысли, привычка подчиняться, ждать указаний.
Из всех печальных слов, которые только можно произнести, самые печальные таковы: “Все могло быть иначе”. Увы, вспоминая август 1991 года, не скажешь: все могло быть иначе. Просто тогда мы не знали, что из пропасти, в которую упали почти столетие назад, выбираться, в кровь обдирая локти и колени, нам еще долго. А то и назад можно рухнуть.