Иностранная интервенция в Сирии — дело решенное. Вопрос лишь в том: когда и как именно?
Кое-кто на Западе считает, что кратковременная военная операция американцев может лишь усилить режим Асада. Но с равной долей уверенности можно полагать, что внешнее вмешательство поставит точку в политической (не исключено, что и в физической) жизни сирийского президента Асада. Мог ли он избежать такого развития событий? Или же он сам своим упрямством и нежеланием идти на компромисс обрек себя на незавидную судьбу — как это сделали Саддам Хусейн и Муаммар Каддафи?
Извечный вопрос «кто виноват?» предполагает в сирийском случае очень неоднозначный ответ. Виноваты сирийские оппозиционеры, готовые ради свержения ненавистного Асада залить страну кровью и прийти к власти на иностранных штыках. Виноват Запад, виноваты арабские монархии, с ходу объявившие правящий режим преступным и нерукопожатным и подливающие масла в огонь междоусобицы. Свою долю вины за происходящее в Сирии несет и Россия — хотя сейчас не об этом. Виновата в творящемся и сирийская власть. Если не в первую, то и не в последнюю очередь.
Можно ли было в Сирии избежать кровопролития, переросшего в полномасштабную гражданскую войну и доведшего страну до внешнего вмешательства? Наверное, да.
Если бы сирийское правительство своевременно и адекватно пошло бы на диалог с оппозицией (а не стало чохом именовать протестующих террористами и бандитами). С настоящей, а не бутафорской и не маргинальной оппозицией. Еще до того, как эта оппозиция сделалась непримиримой. Так что сваливать все случившееся в Сирии исключительно на происки внешних сил вряд ли разумно. Хотя во многом именно эти силы — как на Западе, так и в арабском мире — подливали и продолжают подливать горючее в огонь внутрисирийского конфликта.
Необходимость в изменениях в общественно-политической жизни Сирии назрела уже давно. Партия Баас бессменно правит страной полвека, а алавитский клан Асадов — более сорока лет. Кто-то назовет это стабильностью, но вообще-то люди склонны уставать от бессменных правителей.
Тем более что созданный отцом Башара Асада — Хафезом Асадом — режим давно уже нуждался в модернизации. Тем более что в стране действительно существовало немало системных проблем — это и коррупция, и отсутствие социального лифта, и подавление демократических свобод, и социальные язвы. По довоенным еще данным, 14% жителей Сирии живут ниже официального уровня бедности, безработица превышает 20%. Сейчас из-за войны, надо думать, ситуация еще хуже.
В стране, где большинство (а это более 70%) населения составляют мусульмане-сунниты, верхушка власти занята представителями шиитской секты алавитов — что не может не вызывать недовольства у многих сирийцев.
Нельзя сказать, что сирийское правительство вообще ничего не предпринимало по изменению ситуации в стране.
Когда в других арабских странах начались революционные процессы, Башар Асад говорил о том, что Ближний Восток вступил «в новый исторический период». Более того, он советовал арабским правителям пойти навстречу политическим требованиям народных масс и срочно улучшить экономическую ситуацию. Еще до того как в соцсетях появились первые воззвания к протестным акциям в Сирии, Асад в интервью The Wall Street Journal рассказал о своем намерении осуществить в ближайшее время важные политические и экономические реформы. Речь, в частности, шла о проведении муниципальных выборов с привлечением неправительственных структур и внесении изменений в закон о печати. На субсидии беднейшим слоям населения была выделена рекордная сумма — $255 млн.
Но оппозиция уже успела увидеть, каких радикальных изменений можно достичь на примере Туниса и Египта. И на фоне свержения засидевшихся во власти президентов Бен Али и Мубарака обещанные Асадом реформы выглядели, мягко говоря, недостаточными, а действия спецслужб по подавлению протестных акций — чересчур жесткими, чтобы не сказать жестокими.
Да и с точки зрения стороннего наблюдателя, некоторые предпринимавшиеся сирийскими властями реформаторские шаги были половинчатыми, порою «косметическими», а иногда и попросту запоздавшими — как, например, отмена действовавшего с 1963 года чрезвычайного положения. Более того, возникало стойкое ощущение того, что власть идет на уступки только под давлением. И это тоже не способствовало успокоению недовольных сирийцев.
Объявление политической реформы с принятием новой конституции, отменой монополии партии Баас на власть, ограничением полномочий президента двумя сроками по 7 лет и обещанием многопартийных парламентских выборов — все это, может быть, еще летом 2011 года — когда оппозиция требовала конституционных изменений — и сработало бы. Но в феврале 2012-го, когда кровь в стране уже была пущена, было поздновато. Не улучшила ситуацию в стране и объявленная властями в октябре 2012 г. всеобщая амнистия.
И здесь все непросто. С одной стороны, да — запоздалые и малоубедительные реформы. С другой — это Восток, где компромисс расценивается как проявление слабости. Власть в Сирии отлично осознавала, что некоторые кардинальные реформы могут быть восприняты как потакание противникам режима.
Но и нежелание официального Дамаска с самого начала разговаривать с оппозицией, на которую был моментально наклеен ярлык «бандитов и террористов» (хотя и те и другие в стане врагов режима наличествуют в немалых количествах), выглядит нерациональным.
Наверняка сирийское руководство надеялось, что удастся решительными методами подавить оппозиционные выступления — как это в 1982 году сделал Хафез Асад, огнем и мечом подавивший в Хаме исламистское восстание. Тогда сила сработала. Но в XXI веке все оказалось гораздо сложнее.
Как рассуждал насчет милосердия в политике персонаж культовой саги Джорджа Мартина про «Игры престолов»: «Проклятая ловушка. Переберешь через край — скажут, что ты слаб, недоберешь — ославят чудовищем».
Надо вот еще что иметь в виду. У Асада перед глазами был ливийский пример. Пример, который дает понять: ни уступки, ни проявление лояльности к Западу не гарантируют арабским лидерам неприкосновенности.
Уж на что Муаммар Каддафи морально разоружился перед Западом (в последние годы правления он и во внутренней политике начал проявлять гибкость). Не помогло.
Бывший анфан террибль мировой политики, которого явно впечатлила незавидная судьба иракского президента Саддама Хусейна, десять лет назад обратился к Совбезу ООН с обещанием выполнить все условия, нужные для снятия наложенных на Ливию санкций.
Далее — Джамахирия отказалась от военных программ, связанных с оружием массового поражения. Шатер «одинокого бедуина пустыни» вместе со своим хозяином путешествовал по мировым столицам. Ливия перестала быть государством-изгоем и была вычеркнута из списков спонсоров террора. Евросоюз вел с Триполи переговоры о партнерстве и рассматривал ливийский газ как альтернативу российскому «голубому золоту». Каддафи, если верить злым языкам, подбрасывал денежку на избирательную кампанию Николя Саркози. Это внешнеполитический фронт, где Каддафи фактически капитулировал.
Но с давно назревшими внутриполитическими и социально-экономическими реформами он явно запоздал, хотя разговоры о необходимости модернизации и демократизации страны велись. Не последний из тех, кто об этом говорил, был Сейф-уль-Ислам, сын «братского лидера ливийской революции».
Спору нет, в последние годы существования Джамахирии было сделано несколько шагов по реформированию внутренней политики. В стране разрешили продавать печатную иностранную прессу. Из тюрем были освобождены десятки исламистов. Но всего этого было недостаточно.
События в Тунисе и Египте подхлестнули недовольство противников Каддафи — а дальше ситуация стала обостряться с громадной скоростью. Применяли ли лояльные Каддафи силы избыточное насилие при подавлении мирных протестов или это выдумка оппозиционеров и Запада? На этот вопрос мы вряд ли получим полностью правдивый ответ — так же как на вопрос о том, кто применял в Сирии химическое оружие. Запад, позабывший о том, как еще вчера аплодировал Каддафи, сделал все для того, чтобы он проиграл.
С учетом всего этого и того, что Башар Асад наверняка видел кадры расправы над пленным Каддафи, может ли сирийский президент идти на компромисс? Нет. Тем более что давно уже поздно.
Так что же, гибкость и уступчивость на Ближнем Востоке вообще невозможны? Опыт показывает, что возможны.
В соседней с Сирией Иордании «арабская весна» тоже вызвала протестные выступления, однако король Абдалла сумел обуздать народное недовольство, провозгласив курс на реформы — под давлением оппозиции в отставку были отправлены одно за другим три правительства. Вряд ли объявленными реформами были решены все проблемы, накопившиеся в Иордании, и окончательно потушено пламя недовольства, однако худшего сценария развития событий в этой стране избежать удалось благодаря адекватной и оперативной реакции властей.
Иордания оказалась в числе стран, охваченных «арабской весной». Здесь тоже собирались многотысячные акции протеста, но они не привели ни к кровавым столкновениям (как в Тунисе или Египте), ни к гражданской войне (как в Сирии и Ливии), ни к добровольной (условно-добровольной) отставке главы государства (как в Йемене). Более того, они вообще сошли на нет. Без иностранной интервенции и репрессий (как это было в Бахрейне).
Секрет иорданского ответа на «арабское пробуждение», видимо, в том, что король Абдалла не стал дожидаться, пока припечет — и сразу же создал национальный комитет для обсуждения реформ.
Монарх отправил правительство страны в отставку и назначил нового премьера. Им стал Маруф Бахит, который заменил на этом посту Самира ар-Рафаи. Участники акций протеста в Аммане обвиняли ар-Рафаи в проведении неправильной экономической политики, приведшей к значительному росту цен.
В июне 2011-го иорданский монарх Абдалла пообещал выполнить как минимум одно требование оппозиции. А именно дал обещание, что члены правительства, включая премьер-министра, будут избираться. До этого кабинет министров и его главу в Иордании назначал король.
Нет, конечно, всех недовольных уступки короля не успокоили. В конце концов есть и иные поводы для возмущения властью, кроме политических. Так, в ноябре прошлого года в Аммане прошли демонстрации, на которых звучали — и это редкость! — призывы к свержению монарха. Но тут свою роль играли иные факторы — из-за отмены субсидий цены на газ в Иордании поднялись более чем наполовину, а цены на солярку и керосин — на треть.
И еще важный момент — иорданский король провел для себя четкую линию, далее которой он не готов уступать.
Тут можно услышать возражения: король Абдалла — угодный Западу правитель. И отсутствие мощного военно-политического давления извне, мол, объясняет то, что он не потерял свой трон. Может быть, и так.
Здесь вспомним еще и Бахрейн, тоже на волне «арабской весны» ставший ареной ожесточенных столкновений протестующих и полиции. Жесткий отпор демонстрантам, ввод войск Саудовской Аравии и ОАЭ — и недовольство шиитского большинства захлебнулось. Нет, конечно, бахрейнские власти тоже пообещали диалог с оппозицией и политические реформы. И даже примерно наказали некоторых полицейских за жестокость, проявленную при разгоне манифестаций. Но вот правозащитники из Amnesty International обвинили власти королевства в том, что обещанные ими демократические реформы оказались фарсом.
В октябре прошлого года в Бахрейне запретили проведение любых акций протеста и публичных мероприятий. Дескать, антиправительственные демонстрации несколько раз выливались в столкновения их участников с полицией — так что нечего больше искушать судьбу.
Впрочем, эксперты полагают, что монархам на Арабском Востоке гораздо легче управляться с проявлениями недовольства. У них больше поля для маневров и уступок. Даже соглашаясь на ограничение полномочий, король все равно остается центральной политической фигурой. Тогда как президент рискует потерять всю власть. А вместе с ней и жизнь.