В политической системе Турции тема религии всегда вызывала большие трудности. Основные дискуссии разгораются вокруг следующего: современное турецкое государство в качестве одного из своих столпов выбрало светскость; это вызывает недовольство религиозных кругов; противостояние продолжается.
Более того, государственная элита утверждает, что Турция сохраняет демократию, так как церковь и государство отделены друг от друга. По сути это правда, так как светские законопроекты и практики многие радикальные исламисты считают неприемлемыми. Однако всё куда сложнее, чем просто несогласие со светскими идеями государства.
Стоит отметить, что в Турции государство никогда не было против религии. Как раз наоборот. Государство всегда старалось контролировать религию. Оно создало бюрократический институт — Управление по религиозным делам. Что государство считает за проблему — это общественное оживление вокруг темы религии.
Учитывая тот факт, что основатели республики в той или иной степени принимали активное участие в политической мобилизации, они стали непосредственными свидетелями её результата: потери Османской империи. В их коллективной памяти этническая идентичность, религиозная идентичность — не важно, христианская, иудаистская или мусульманская — и даже племенная идентичность в любое время могли доставить множество хлопот. Поэтому политическая система Турции была структурирована таким образом, чтобы предотвратить какую бы то ни было мобилизацию вокруг этнических, религиозных или племенных принадлежностей.
Более того, ранние республиканские элиты хорошо осознавали тот факт, что суфийские религиозные сети, в том числе ордена Накшибенди и Мевлеви, были такими могущественными, что могли представлять угрозу только что установленной системе. Кроме того, они понимали, что первое поколение курдских националистов использовало ложи и школы Накшибенди в курдских районах для того, чтобы принести в регион националистические идеи. Именно поэтому государство разработало законы, запрещающие деятельность религиозных сетей, в независимости от того, проповедуют ли они мир или радикальную исламистскую риторику. Большинство лож Накшибенди не имели ничего общего с политикой; несмотря на это, они представляли большой интерес для жителей Анатолии, что сильно беспокоило основателей республики.
Спустя более чем 80 лет трансформаций в обществе, политике и международных отношениях, пришёл черёд и религии. Исламские практики в Турции сегодня гораздо более урбанизированы, религиозные споры и мобилизация уже не те, что были в раннереспубликанский период. Всё же, кое-что остаётся прежним: отношение государства к религиозным сетям. Даже сегодня государство не желает делать различия между умеренными религиозными сетями и радикальными. Причина проста: оно любую форму мобилизации считает угрозой своему существованию.
Лучший пример государственной политики последних лет — подход государства к вопросу о ношении головных платков. Женщинам в хиджабах запрещено посещать занятия в университетах. Согласно постановлению Конституционного суда, ношение головных платков противоречит конституции, потому что они считаются «политическими символами». Одно это решение показывает весь абсурд того, как в политической системе Турции понимается идея секуляризма. Во Франции, например, хиджабы запрещены в школах, потому что считаются «символами религиозными», а не политическими. Для Франции, по крайней мере, логично объяснять это разделением государства и церкви. В Турции ситуация иная. Если политические символы запрещены в турецких университетах, то тогда нельзя в них пускать и студентов, носящих символику различных политических партий.
Ещё одним примером того, как государственная бюрократия относится к религиозной мобилизации, является недавняя статья в «Стар дэйли». В газете говорится, что сотрудники военной разведки в Искендеруне, провинция Хатай, следили за проведением различных общественных мероприятий, включая футбольные матчи в залах, вечеринки, на которых люди заводили новые знакомства, и молитвы, которые организовывали различные религиозные группы, причём все — умеренные исламистские группы, которые никогда не подозревались в радикальном мышлении. Пока военная разведка следила за умеренными исламистскими организациями, Курдская рабочая партия провела нападение на военную базу в том же городе, в результате которой погибли семеро военнослужащих.
В целом, те, кто хочет понять настоящую природу противостояния государства и религии, должны знать, что государство не желает видеть какие бы то ни было проявления политической мобилизации по каким-либо религиозным причинам. Но подаётся это так, как будто турецкие религиозные группы намерены образовать теократическое государство. Никто, даже крупные исламские организации, кроме нескольких слабых радикальных исламистских, не хочет, чтобы Турция была теократическим государством. Нет доказательств обратного.